Книга Берег динозавров - Кейт Лаумер

Ветер трепал длинную серую юбку из домотканой холстины и волосы, рассыпавшиеся по плечам. В рыжевато-каштановой роскоши спутанных волос чудился вызов. Вылетевший из толпы камень ударил по щеке. Мелия пошатнулась, выпрямилась, но не опустила глаз; по лицу потекла кровь, но подбородок решительно задрался. Такая же, как раньше… Тут наши взгляды встретились. Ожидай я радостной улыбки, пришлось бы смириться с разочарованием — Мелия показала мне спину.

Вытянув мясистую руку, широкоплечий мужик ухватил ее за плечо — развернуть к себе. Протолкавшись вперед, я изо всех сил пнул его в левую икру. Мужик с воем запрыгал на одной ноге, поворачиваясь — и подставляя мне красный нос картошкой. Нос я разбил прямым правой, а хуком слева уложил поселянина на травку. Кто-то принялся кричать; развернувшись вправо, я ударил в раскрытый рот локтем. Крикун сел на землю и принялся плевать кровью и зубами, уже молча.

— Дурак! Слепой идиот! — крикнула Мелия.

— Заткнись! — огрызнулся я через плечо.

Поселяне начали приходить в себя. Самые умные заподозрили, что пикник может не состояться. Им это не понравилось: волна злобных лиц с ревом хлынула в мою сторону. Потрескавшиеся губы, гнилые зубы, прожилки на носах и налитые кровью глаза… Мне надоело, и я включил арретир-поле. Вопли как отрезало; все застыли, как восковые куклы.

Мелию, разумеется, тоже сковало арретир-полем. Я подхватил ее на руки, очень осторожно: кости в таких случаях легко ломаются. Воздух будто загустел, и вниз по склону я пробивался, как под водой. На утоптанной дороге у подошвы холма я выключил поле, аккуратно поставив Мелию на ноги. Ожив, она зашаталась, но устояла, глядя на меня без особой благодарности в глазах.

— Как… как ты это сделал? — спросила она, задыхаясь.

— У меня много скрытых талантов. А за что они тебя так? Коров сглазила?

Когда я тронул струйку крови на щеке, Мелия отшатнулась.

— Я… нарушила кое-какие обычаи. Меня ожидало традиционное наказание, не более того. Ничего смертельного. А ты — ты все испортил! Столько трудов насмарку!

— Может, интересно будет узнать, что работала ты на карга по имени доктор Яве?

Испуг на лице Мелии сменился негодованием.

— Не смотри на меня так, — продолжал я. — Он выловил тебя из ниоткуда, чтобы законопатить сюда. Только и всего.

— Совсем из ума выжил! Я вышла из стасиса самостоятельно; так и должно было быть…

— Вот именно, леди. Идея не твоя собственная: карг постарался. Работала на карга, с тех пор. И не просто на карга. Он сам себя переделал, добавив парочку талантов, которых его создатели не оценили бы. Очень ловко, если только его не перетряхнул кто-то еще. Впрочем, не имеет значения…

— Глупости! — потеряла терпение Мелия. Ей давно уже казалось, что я ухожу от разговора. — Скажи еще, что она не имеет значения! — выпалила моя Лиза с очаровательной женской логикой.

— Престарелая агент Гейл? Совершенно верно. Ее судьба не имеет значения. Она знала…

— Ты убил ее! Чтобы спасти свою шкуру! Жалкий трус!

— Как скажешь, душенька. Я действительно спас одну из моих шкур. А ты вот настаиваешь на том, чтобы непременно спасти всю свою коллекцию.

— Что ты хочешь сказать?..

— А то не понимаешь. Ты ведь не о ней печалишься, а о себе. Она — это ты пятьдесят лет спустя, как мы оба прекрасно понимаем. Скорее всего, она тоже знала, но молчала из деликатности. Мушкетного пороху была старушка. Хватило ума и решимости уйти, когда нужно…

— И ты позволил!

— Я не смог бы ее остановить, даже если б хотел. Интересное дело: к Лизе ты ревнуешь, а когда речь заходит о той, что полжизни прождала в одиночестве, ожидая своего часа, — кудахчешь, как наседка. При том, что старая дама дождалась-таки и сделала все, как хотела. Думаю, хороший психоаналитик подобрал бы подходящее толкование…

Тут Мелия едва не вцепилась мне в лицо ногтями, но я сумел ее отвлечь, указав на толпу, катившуюся вниз по склону холма.

— Публика требует свои деньги обратно — или продолжить представление. Выбирай. Если предпочитаешь деготь и перья, дело хозяйское. Приношу свои извинения и готов исчезнуть.

— Нет, каков мерзавец! Циник, бессердечный и беспощадный! Как я в тебе ошиблась! Думала…

— Думать потом будешь. А пока решай: с ними или со мной.

Глянув наверх, Мелия содрогнулась.

— Пошли, — сказала она бесцветным голосом.

Я включил генератор помех; нас теперь трудно стало разглядеть.

— Не отходи далеко. Где у нас ближайший город?

Мелия молча показала рукой, и мы скорым шагом двинулись прочь. Толпа за спиной взвыла от изумления и расстройства.

Глава 28

Деревня оказалась нищая, грязная и негостеприимная. Таких много повсюду и во все времена.

— Ты забыла рассказать, где мы сейчас.

— Уэльс, близ Ландудно, тысяча семьсот двадцать третий год.

— У вас настоящий талант, мадам, — выбирать медвежьи углы…

Под грубой вывеской, изображающей беременную женщину в слезах, нашлась грязная таверна. Надпись на вывеске гласила: «Плачущая невеста», — насколько я мог разобрать.

— Отлично! Соответствует настроению и моменту, — провозгласил я, отключая генератор помех.

Пройти в дверь нельзя было, не нагибаясь. Тесную комнатенку освещал только огонь в очаге и тусклый фонарь в углу над стойкой из голых досок. На неровном каменном полу блестела влага.

Клиентов, кроме нас, не оказалось. Уродливый старикашка ростом не более четырех с половиной футов молча смотрел, как мы усаживаемся на грубые скамьи у длинного дубового стола под единственным окошком — маленьким, не больше квадратного фута, черным от грязи и пробитым прямо под стропилами. Шаркая, он подошел поближе, глядя на нас без видимого одобрения, и что-то пробурчал.

— Чего? — рявкнул я свирепо. — Говори громче, дедуля!

— Снова англичане, — буркнул он неприветливо.

— А ты не умничай! Принеси эля, да покрепче, хлеба и мяса! Да смотри, чтоб мясо было с огня, а хлеб — белый и свежевыпеченный!

Получив в ответ неразборчивое ворчание, я потянулся за воображаемым кинжалом.

— Будешь дерзить — вырежу сердце и подарю шерифу вместе с парой золотых! — прорычал я.

— С ума сошел?.. — начала мисс Гейл на английском середины двадцатого века. Так вышло, что говорили мы всегда на этом языке.

— Замолкни, девица!

Она пыталась возражать, но я не потерпел; она попробовала слезы, и слезы помогли, но я не подал виду.

Старик вернулся с двумя глиняными кружками водянистого коричневого пойла, сходившего в здешних местах за эль. Поджимая пальцы на мерзнущих ногах, я прислушивался к грохоту посуды и сварливым голосам на кухне. Запахло горелым мясом; Мелия шевельнула ноздрями, и мне тут же захотелось обнять ее. С трудом удержался. Тощая старуха, горбатая, как дерево на болоте, грохнула по столу оловянными тарелками. Вот и баранина: жилистая, вонючая, в лужице прогорклого жира, стынущего на дне грязного блюда. Я потрогал свою порцию костяшками пальцев. Холодная, будто камень, посередине и теплая, как покойник, по краям. Пока Мелия разглядывала свой нож — вилок здесь не полагалось, — я метнул тарелки в противоположный угол комнаты. Заклекотав, старуха накрыла грязным передником голову; хозяин появился как нельзя кстати — чтобы почувствовать всю тяжесть моего гнева.