Книга Исчадия разума - Клиффорд Саймак

Она направилась к следующей кучке, но, добравшись до цели, даже не замедлила шага. Кучек таких на этой планете полным-полно, вон еще и еще, и все одинаковые, разве что некоторые чуть побольше. Она теперь знала наверняка, что это за кучки и что она в них найдет. Не настала ли пора пройти немного дальше и посмотреть, не отыщется ли там чего-то более интересного?

По-видимому, сама не догадываясь, она все время поднималась по пологому склону, поскольку внезапно равнина кончилась, и перед ней открылся обрыв, а за ним путаница причудливых формаций, нагота крутых утесов, глубокие промоины пересохших потоков — и пирамиды, целая группа пирамид, царство прямых линий, сходящихся к вершине.

Замерев на краю обрыва, Инид пожирала пирамиды глазами, припоминая однажды читанное: в природе нет прямых линий, прямолинейность неизбежно подразумевает искусственность. У пирамид определенно был вид архитектурных сооружений. Края граней были отчетливыми, а сами грани, сужающиеся к вершине, совершенно ровными.

И тут она заметила, что грани посверкивают точно так же, как курганчики на равнине. Не может быть! Возводить пирамиды с подобной точностью из драгоценных камней или самоцветов — это же просто нелепо, если вообще возможно.

Она подошла ближе, и сомнению не осталось места: пирамиды были сложены из самоцветов, вернее, из тех самых камней, что представились ей самоцветными. При близком рассмотрении сооружение буквально переливалось мириадами радужных искр. Инид даже прищурилась — настолько яркими были красные, зеленые, пурпурные блестки. Пурпурные ее не привлекли — пурпура, гвоздичной красноты и неестественной зелени она насмотрелась на этой планете уже более чем достаточно. Но одна желтая искра — бледно-желтая, несравненно чистая и ясная — заворожила ее, наставила сердце замереть, а дыхание прерваться. Искра исходила от камня размером побольше яйца, поразительно гладкого, будто отполированного протекавшими над ним древними водами.

Рука бездумно потянулась к этой манящей искре, пальцы ухватились за камень и сомкнулись. Но довольно было вытащить его, как целая грань пирамиды стекла вниз, будто в мгновение ока растаяла. Инид еле-еле увернулась от каскада хлынувших на нее камней.

Что-то истошно пискнуло. Инид встрепенулась, вскинула глаза на писк — и увидела их. Они скучились у осевшего угла пирамиды и в свою очередь уставились, на нее вытаращенными глазами. Испуганные участью пирамиды, они даже привстали на цыпочки, а круглые пушистые уши затрепетали мелкой дрожью.

Глаза навыкате, мышиные ушки, кроткие треугольные личики — а тела угловатые, резко очерченные, смутно напоминающие выточенных из дерева пауков. Нет, не просто из дерева, поправила себя Инид, а из выдержанного, поседевшего плавника, какой находят иногда по берегам рек: все древесные узлы и неровности сточены до блеска, словно некий умелец специально шлифовал их долгими-долгими часами.

Она попыталась заговорить с ними и постаралась, чтобы голос звучал ласково. Тела из седоватого плавника пугали и отталкивали, зато пушистые личики, большие ясные глаза и трепещущие ушки привлекали беззащитной добротой. При звуках человеческого голоса они отпрянули и пустились в бегство, высоко подбрасывая суставчатые ноги, затем остановились и уставились на Инид сызнова. Их была ровно дюжина. Размером они были со взрослую овцу.

Она заговорила снова, так же ласково, как и прежде, и протянула к ним руку. Движение, естественное для человека, доконало их — они вновь отпрянули и бросились наутек, на сей раз во всю прыть, не останавливаясь и не оглядываясь. Одолели исковерканный склон и исчезли, скрывшись в одном из глубоких провалов. А Инид осталась у пирамиды, которая больше не отличалась прямизной и четкостью линий. Над головой сомкнулось зеленое небо, будто спустившееся еще ниже, а рука тупо сжимала булыжник, сияющий желтизной первоцвета…

Опять я все испортила, упрекнула себя Инид, как портила все, к чему ни прикасалась за последние дни. Она обошла осыпавшуюся пирамиду и застыла в крайнем изумлении: на бордовой траве были расстелены прямоугольники белой ткани, а между ними возвышались красочные корзины с крышками, сделанные, видимо, из металла. Осталось лишь дополнить упреки в собственный адрес догадкой: бедняги выбрались сюда на пикник, а я прервала его грубо и бесцеремонно…

Подойдя вплотную, она подцепила край прямоугольника ногой. Ткань легко отделилась от земли и упала обратно складками. Нет, ошибки быть не могло, это именно ткань. Скатерть, расстеленная на траве. Чистая поверхность, на которую удобно выложить пищу. Ну не странно ли, подумала Инид, что идея пикника, казалось бы, чисто земная, появилась независимо и у обитателей этой безрадостной планеты! Хотя здесь, вполне вероятно, это действие несло совершенно иной смысл, а может, и не имело ничего общего с трапезой на природе.

Упрятав желтый камень в карман, она наклонилась и заглянула в корзины. Не оставалось и тени сомнения, что пикник, если его можно так назвать, все-таки был связан с едой. В корзинах, тут не возникало вопросов, была пища. Фрукты, очевидно, недавно сорванные с деревьев или кустов. Пища, прошедшая приготовление: кубики, брикеты, буханки, — а в одной из корзин обнаружилась огромная чаша с каким-то подобием салата — месиво из листьев пополам с колышущейся слизистой массой. От чаши поднималась едкая вонь.

Почти подавившись гнусным запахом, Инид выпрямилась и отступила на два-три шага, а потом сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, прочищая нос. И тогда, оглядевшись заново, заметила ящик.

Ящик был небольшой, черненький, что-нибудь около фута в ширину и в высоту и дюймов пять-шесть в толщину. Он лежал на земле подле матерчатых прямоугольников, которые Инид успела окрестить скатертями. В основном ящик был металлическим, однако сторона, обращенная к ней, казалась сделанной из серого матового стекла или сходного минерала. Открыть ящик и заглянуть в его нутро не удалось, да и времени на эксперименты не оставалось: Конепес вот-вот вернется, и ей вовсе не хотелось, чтоб он счел ее пропавшей без вести.

Она все еще пялилась на ящик, когда его лицевая сторона вдруг осветилась и она увидела того, о ком думала. Конепес брел по траве, сгибаясь под тяжестью наваленного на плечи огромного сундука.

Элементарное телевидение! — ахнула Инид. Какие параллели с Землей — пикник и телевизионный приемник! На экране Конепес спустил сундук со спины и поставил боком на грунт, вытирая вспотевшую морду. Очевидно, тащить сундучок было ой как нелегко.

Выходит, овцепауки с точеными из дерева телами наблюдали за пришельцем? А может статься, и за ней тоже? Нет, вряд ли — их удивление и испуг, когда они выскочили из-за пирамиды, выглядели искренними и неподдельными.

И как только она вспомнила об овцепауках, они явились ей на экране. Конепес колыхнулся и исчез, а вместо него показались эти твари, бредущие по узкому дну сухого каньона. Вид у них был мрачно целеустремленный — они брели не наугад, они знали дорогу.

Убраться бы нам отсюда, подумала Инид. Что-то подсказывало ей; чем скорее, тем лучше, надо только самой вернуться к неводу и дождаться возвращения его изобретателя. И опять изображение дернулось и сменилось: едва она помянула пришельца про себя, телевизор показал его, вновь согнувшегося под неподъемной ношей.