Книга Оборотный город - Андрей Олегович Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иловайский! — безошибочно унюхала меня старая кровососка. — А я-то думаю, чем тут вокруг рощи ароматизирует? Так это наш хорунжий кашу гречневую с маслом ел, а теперь от меня в ковыле прятаться задумал… Ты чего энто, казачок?
— Да по привычке, баба Фрося. — Мне пришлось встать, не дожидаясь, покуда она меня сама за сапог вытащит. — Мало ли, вдруг вы по делам, а я разговорами отвлекать буду…
— Да не боись, не съем!
— А ты рискни последним зубом, — строго напомнил я, потому как нечисть человеческий страх всей своей сутью чует. — Проводи-ка меня лучше до Оборотного города. Или у тебя здесь какие свои секреты?
— У меня?! Ох, не смеши бабушку, откуль у меня, старой, да ещё и секреты? — мигом заюлила она, усиливая мои худшие подозрения. — Идём, идём, Хозяюшка завсегда тебе рада! Глядишь, и мне, горемычной, какая косточка обломится… Пешком пойдёшь али верхами?
— Пешим прогуляюсь, — важно кивнул я. На бабке Фросе и впрямь в последнее время кто только не ездит — не хочу, брезгую, да и до кладбища рукой подать, так дойду.
Я прошёл вперёд, делая вид, будто не вижу, как она за моей спиной ещё раз лихорадочно проверяет дупло и шарит клюкой в опавшей листве под берёзой.
— Иловайский, погоди! Бабушка хроменькая, бабушка так быстро идти не может! Дай хоть под ручку тебя зацеплю. Уж когда ещё на старости лет с молоденьким казачком похожу? — Она ловко сгребла меня под локоть, прижимаясь с немалой крепостью и силой. — А ты тут сам что делал-то?
— Ворон считал. Слева направо восемь пролетело, а справа налево три.
— Да зачем тебе это?
— Ради статистики, — пояснил я, и бабка ненадолго заткнулась, переваривая незнакомое слово.
В общем, до кладбища дошли без забот, разве что солнышко припекало чуток покрепче обычного. Моя кошмарная спутница всё еще беззвучно ворочала губами, пытаясь повторить: «Стат… статист… тисти… стикастати…» Иногда полезно дать женщине занять себе голову какой-нибудь непонятной фигнёй — она отвлечётся и забудет тебя съесть. Хороший способ, проверенный, говорят, даже в семейной жизни работает.
Спустились вниз через ту же могилу. По идее и других дорог полно, но лично мне вот эта комфортней всего. Может, потому что в самый первый раз именно по ней я попал в Оборотный город? Ностальгирую…
Нам же в поход скоро, и кто знает, увижу ли я вновь эти противные упырьи морды, голых ведьм на помеле, подтянутых мелких бесов, плечистых вурдалаков, душегубов, кровопийц, душителей, отравителей всех мастей, один другого злее…
И посреди всего этого адского семени, как бутон лазоревый, любовь моя Катенька с бюстом четвёртого размера…
Я не заметил, как ускорил шаг, прыгая через ступеньку. Сердце в груди так и пылает страстью, как о ней вспомню. Бегу, лечу, рвусь к тебе со всех ног, мечта моя кареглазая!..
Из-за спины доносилось далёкое кудахтанье бабки Фроси, она сцепилась с какой-то местной жительницей, спускавшейся за нею и, видать, наступившей на подол. Ну их, сами разберутся, мужчинам в женские тяжбы лезть не рекомендуется. А меня реальность встретила уверенным голоском из-под волшебной арки:
— А ну, стой! Стрелять буду!
Я невольно отступил: в меня грозно целился бес-новобранец с вполне приличным австрийским штуцером. Что за безобразие, они же должны из всякого барахла антикварного палить?! И так, чтоб по мне стреляли из современного дульнозарядного оружия, мы не договаривались! Так ведь и убить можно, а убитый я не то что Катеньке, самому себе на фиг не нужен. Не-не-не, эдак не пойдёт! Верните прежних старослужащих с дробовиками, мушкетами, самопалами и пушками времён Иоанна Грозного, иначе я больше не играю…
— Хлопец, ты в своём уме?! Я ж Иловайский!
— А меня предупреждали, вон и ружьё новое выдали! — радостно пояснил бес, почёсывая молодые рожки. — Ты, главное, не шевелись. Замри, а то промажу!
— Да ты хоть стрелять из штуцера обучен?
— Ну… где-то… как-то… вроде да. А чё?
— Так давай научу!
Я безбоязненно добежал до арки, осмотрел поданное бесом ружьё и облегчённо выдохнул — не заряжено.
— Смотри сюда. — Я быстро разобрал штуцер и сунул под нос бесу. — Протри тряпочкой. Масло-то хоть есть?
— Сливочное, на бутерброде. Мама на завтрак дала.
— Ох и добрая у тебя мама, — сочувственно покивал я. — Ты уж бутерброд сам съешь, а замок ружейный можно и чистой тряпочкой протереть. Оружие, оно хлебных крошек не любит…
Минуты три мы оба, в четыре руки, честно чистили его штуцер. Потом прошли короткое обучение правильной зарядке, забиванию заряда в ствол и общим правилам прицела. В последнем новобранец так и не преуспел, но хоть заряжать худо-бедно научился.
— Слышь, а ты точно Иловайский?
— Ну да. А что не так?
— Да наши вроде говорили, — бес виновато шмыгнул пятачком, — что ты, дескать, сволочь несусветная. Всех наших почём зря обижаешь, в рыло дать как здрасте, покалеченных тобой полна казарма, и разговаривать с тобой чистой воды самоубийствие, проще стразу застрелиться…
— Серьёзно?
— Факт, — печально подтвердил маленький бес, поднимая к плечу вычищенный, проверенный, но незаряженный штуцер. — А ты мне помог почём зря, пинка сзади не отвесил и пальцем в глаз не ткнул. Чё делать-то?
— Ты, главное, не спеши. Видишь цель, бери её на мушку, но учитывай скорость движения, направление ветра, высоту солнца, упреждение по движению на шаг или два, ну и, собственно, куда ты вообще палишь.
— В тебя!
— Дурында! Я ж рядом с тобой стою, учу тебя, репоголового! Вона, видишь, бабка Фрося из-за угла выруливает? Вот хоть на ней потренируйся, что ли…
— Её подстрелить? — неуверенно взял прицел неопытный бес. Был бы из старослужащих, знал бы, что мне верить нельзя по-любому! А тут новобранец, ей-богу, грех не попользоваться…
— Целься ей в юбку, — наущал я, пока молодой боец лихорадочно прикидывал скорость движения ветра и шаг на упреждение бабки. — Но только так, чтоб и ногу не задеть, и дыру в интересном месте оформить. И ей забава, и всем нам бесплатное развлечение, трудно, что ли…
— Да ни в одном глазу! Оформим в лучшем виде, как только французские модельеры могут. — Прямо на моих глазах он сыпанул вместо пули горсть крупных дробинок и, почти не целясь, шмальнул в сторону быстро приближающейся с улыбкой до ушей бабы Фроси. Улыбку смело первой. Или я путаю, и первой бабка
