Книга Несравненное право - Вера Камша

— Да, я дал обет, — нехотя подтвердил Рене, — но сейчас я дал себе другой, не менее важный — найти ее, хотя бы чтобы проститься.

— Вот оно, — вздохнул жаб. — Вот любовь, которая должна спасти мир.

— Мир уже спасен, ты сам говорил. И спасла его не моя любовь, а Герика… Об этом нам и толковали Прежние, а мы не понимали.

— Чем больше я обдумываю случившееся, тем больше склоняюсь к тому, что все еще только начинается, — Флорентин прервал сам себя. — Ты твердо решил ее искать?

— Да! — тряхнул серебряной головой Аррой.

— Тогда ты должен сделать это в кратчайшие сроки.

— Я бы и вовсе предпочел сделать это сегодня и сейчас, но, боюсь, я буду рыскать по Арции не один месяц…

— Неужели ты не понимаешь, что можешь отыскать ее в два счета! Нет, эти люди невозможны и непонятливы, даже лучшие из них!

— ?!

— А Гиб-то на что? Он же видит и знает все, что хоть раз отразилось даже в капле воды. Он тебя любит… Так, разумеется, как могут любить эти твари. Искать твою женщину для него будет игрой, но он ее найдет.

— И ты говоришь мне это только теперь?!

— Я надеялся тебя образумить с помощью логики и напоминаний о твоем долге перед Благодатными землями. Но ты обезумел, а если нельзя убедить, остается согласиться и помочь.

Последних сентенций Рене не слышал — в густых зарослях отцветшей черемухи журчала невидимая речушка. Адмирал бросился к воде, шепча истинное имя Водяного Коня. Гиб не заставил себя ждать. Лоснящийся скакун с шумом выскочил на берег, стряхивая радужные брызги и нехорошо скалясь на лошадь из плоти и крови.

— Гиб, — Аррой говорил спокойно, но в его голосе было что-то звеняще-напряженное, — Гиб, Жан-Флорентин говорит, что ты можешь найти Герику?

Водяной Конь взвизгнул и топнул полупрозрачным копытом о землю. Затем замер, пригнув голову к земле и словно бы принюхиваясь. Все стихло на лесной полянке, а затем капли ночной росы вспыхнули ослепительным светом, конь еще раз ударил копытом, призывно и громко заржал и вновь замер, вбирая черными ноздрями воздух. Затем Гиб вскинулся на дыбы, молотя пустоту передними копытами, что всегда у него означало, что он собой очень доволен, и повернулся к Рене, оскалив драконьи зубы.

— Узнал? — вопрос, впрочем, был излишним. Адмирал быстро привязал своего коня — потом он кого-нибудь за ним пришлет — и взлетел на спину водяному монстру. Как всегда бешено заколотилось сердце, и все существо эландца охватило ликованье. Видимо, неистовая любовь к морю не только делала адмирала столь желанным спутником всяческих водяных тварей, но и помогала ему чувствовать их радость и силу, как свои.

А Гиб уже мчался неистовым галопом прямо по руслу лесного ручейка, время от времени вскидывая голову и оглашая округу радостными воплями…

Эстель Оскора

Я сидела и тупо созерцала лягушку. Лягушка была маленькая и зеленая, и расположилась она совсем близко. До меня ей никакого дела не было. До меня дела не было вообще никому. Еще вчера от того, брошусь я на помощь эльфам или нет, зависело все. Я сделала то, что сделала, и оказалась в шкуре «Звездного древа»[131]в первый день месяца Иноходца, если, разумеется, предположить, что кора и есть шкура…

Нет, я не жалела ни о чем. В конце концов, этот мир при всех его недостатках был не так уж плох. И потом, все, или почти все, остались живы, а Рене… Что ж, он будет лучшим из королей! Ведь все равно между нами ничего не могло быть. Адмирал слишком хорошо помнил ту безответную дурищу, какой я была когда-то. И, похоже, та ему нравилась куда больше, чем я теперешняя. Оно и немудрено: настоящий мужчина всегда готов спасать эдакое тепличное растение, но признать, что обязан победой женщине, что она может оказаться сильнее хоть в чем-то… Разумеется, Рене меня не боялся — он не боялся ничего и никого, но и нежности никакой у него ко мне не было. Разве что тогда, на берегу моря…

Но тогда он видел во мне лишь влюбленную в Стефана девочку. Ему было меня жаль, и у него уже давно никого не было, а значит, милейший герцог вполне искренне был готов меня утешить. И себя заодно.

Вот чего я не могла перенести! Он не знал, не желал знать, что со мной происходило, потому что его вполне устраивала беспомощная тарскийская курица. Его жена казалась умной и властной, Ланке тоже характера хватало на троих, а Рене, как и Стефан с Шандером, обожали защищать, утешать, прощать. Я для этого больше не годилась, так как еще вчера сама могла кого хочешь спасти. Или убить.

Лягушка куда-то убралась, видимо, поскакала по своим делам. Вместо нее появилась большая золотая стрекоза, удобно расположившаяся на узком, гибком листке. Сама не знаю зачем, но я прогнала ее, машинально провела рукой по болотной траве и почувствовала боль. Осока. Живой нож, рожденный из земли… При всех своих новоявленных талантах я пока еще оставалась существом из плоти и крови. Почему-то мне нравилось, что у меня красная кровь, что я могу чувствовать физическую боль. Залечить порез ничего не стоило, но я предпочла сунуть руку в прохладный ручей. Интересно, много ли осталось от моей Силы после того, как чудище, взламывавшее небо, убралось восвояси…

Ответа на сей вопрос я не знала, ведь я так и не научилась подчинять свою Силу. Та вскидывалась во мне, когда меня охватывали страх или ярость, но вызвать ее специально я не могла. Так что сейчас я располагала только теми штуками, которым меня научил Астени. Вот уж кто не боялся ни моей Силы, ни моей души… Но Астени остался навсегда в Южной Босхе. И в моей памяти, разумеется. Интересно, будь он жив, сошла бы я с ума при виде Рене или же адмирал стал для меня не более чем другом. Впрочем, врать себе — занятие неблагодарное. Это Астен был другом, к которому меня иногда тянуло. В конце концов, он был мужчиной, я — женщиной, и нас связывало слишком многое — Роман, общие тайны, дорога, стихи, а более всего — одиночество. Рене же… Рене был для меня всем.

Хотелось бы знать, заметил ли он мое исчезновение? Что подумал? Обрадовался, что я сама так решила и он избавлен от тяжкого разговора? Или все же сожалеет, но о чем? Благородство этого человека могло довести его до того, что он примется меня искать. Как же — спасительница, он, чего доброго, постарается вручить мне тарскийскую корону. Ужас! Нам пришлось бы встречаться во время официальных церемоний, я писала бы ему письма о гоблинах и белом дубце… Не исключено, что он озаботился бы найти мне очередного мужа. Нет уж, спасибо! Даже если моя Сила покинула меня навсегда, я не смогу жить размеренной пустой жизнью, с короной ли или без нее.

Циалианский монастырь, куда уходят знатные дамы, желающие покинуть сей бренный мир, тоже не для меня. Остается одно — Последние горы! Роман так и не вернулся, о чем в этой адской круговерти как-то забыли. Удайся их поход к Эрасти, война пошла бы иначе и мне бы не надо было демонстрировать свои проклятые таланты. Видимо, что-то случилось, а значит, я должна пройти путем Романа и найти его, живого или мертвого. Это, в конце концов, мой долг перед Астеном, и это, чего уж врать, для меня единственный выход, хоть какая-то цель, хоть какой-то смысл…