Книга Я исповедуюсь - Жауме Кабре

И Тито развел руками, приглашая Берната принять решение. Так как Бернат даже не пошевелился, он спросил:

– Хотите десерт? – И, щелкнув пальцами в сторону официанта, добавил: – Тут делают потрясающий флан.

Бернат вошел в палату номер cinquantaquattro как раз в тот момент, когда Вилсон завязывал шнурки на новых кроссовках Адриа, сидевшего в инвалидном кресле.

– Смотрите, какой он у нас красавец!

– Еще какой красавец! Спасибо, Вилсон. Здравствуй, Адриа.

Адриа их как будто не слышал. Казалось, он улыбается. В палате ничего не изменилось, хотя Бернат очень давно здесь не был.

– Вот что я тебе принес.

И Бернат протянул ему толстую книгу. Адриа взял ее с некоторым страхом и посмотрел на Берната, не зная толком, что с ней делать.

– Это я написал, – сказал Бернат. – Она еще пахнет типографской краской.

– О, как хорошо, – произнес Адриа.

– Можешь оставить ее себе. Прости меня, прости меня, прости.

Адриа, видя, что незнакомец потупил голову и вот-вот расплачется, расплакался сам.

– Это я виноват?

– Нет, ну что ты… Я плачу из-за… есть причины.

– Простите. – Адриа посмотрел на него с беспокойством. – Ну не плачьте, пожалуйста.

Бернат достал из кармана чехол для компакт-диска, вынул из него диск и поставил в музыкальный центр. Взял за руки Адриа и сказал: послушай, Адриа, это твоя скрипка. Прокофьев. Второй концерт. Раздались рыдания, которые Джошуа Мак извлекал из Сториони Адриа. Так Бернат с Адриа просидели двадцать семь минут: взявшись за руки, слушая аплодисменты и все шумы прямой записи из концертного зала.

– Я дарю тебе этот диск. Скажи Вилсону, что он твой.

– Вилсон!

– Нет, не сейчас. Я сам ему скажу.

– Вилсон! – настойчиво повторил Адриа.

Словно карауля под дверью, Вилсон тут же заглянул в палату:

– В чем дело? У тебя все в порядке?

– Да, просто… я тут принес ему диск и книгу. Я их оставлю.

– Я хочу спать.

– Золотой мой, ты ведь только что встал.

– Я хочу по-большому.

– Ох ты боже мой! – И Вилсон повернулся к Бернату. – Вы не подождете? Всего пять минут.

Бернат вышел в коридор, захватив книгу. Он вышел на террасу и полистал ее. Рядом с ним легла чья-то тень.

– Вот хорошо! – Доктор Вальс указывал на книгу. – Это ведь его, да?

– Я вам ее…

– Ой, – прервал его Вальс, – у меня нет времени читать. – И почти с угрозой сказал: – Но я даю вам слово, что когда-нибудь ее обязательно прочитаю. – И добавил шутливо: – Я ничего не смыслю в литературе, но обещаю быть суровым критиком.

С этой стороны нам ничего не грозит, подумал Бернат, глядя вслед уходящему доктору Вальсу. Зазвонил мобильник. Бернат отошел подальше в угол террасы – в клинике не разрешалось пользоваться мобильными телефонами.

– Я слушаю.

– Ты где?

– В больнице.

– Хочешь, я туда приеду?

– Нет-нет, – сказал он, быть может, чересчур поспешно. – В два я буду у тебя.

– Ты правда не хочешь, чтобы я приехала?

– Нет, нет, правда, не стоит.

– Бернат!

– Что?

– Я горжусь тобой.

– Я… Почему?

– Я только что дочитала книгу. Тебе удалось передать, насколько я могу судить, то, как жил и чувствовал твой друг…

– Ну-у… спасибо! Большое спасибо! – И, спохватившись: – В два я буду у тебя.

– Я без тебя не буду ставить рис.

– Отлично, Ксения. Я больше не могу говорить.

– Поцелуй его за меня.

В то же мгновение, когда он закончил разговор и, потрясенный, размышлял о невероятной форме бутылки Клейна[420], Вилсон выкатил Адриа в инвалидном кресле на террасу. Адриа приложил ко лбу руку козырьком, как будто светило яркое солнце.

– Привет, – сказал Бернат. И обратился к Вилсону: – Я отвезу его в уголок с глициниями.

Вилсон пожал плечами, и Бернат повез Адриа к глициниям. Оттуда виднелся большой кусок Барселоны, а за ним море. Скульптура Клейна. Бернат сел, открыл книгу на последних страницах. И начал читать: столько времени прошло с тех пор, как я это пережил… Столько времени утекло с тех пор, как я это написал… Сегодня – другой день. Сегодня – это завтра.

А для чего я все это рассказал? Ведь если бы фра Микела не мучили угрызения совести из-за жестокости святого инквизитора, он бы не бежал и не превратился в брата Жулиа, того самого, что носил в кармане семена клена, а Гийом-Франсуа Виал не продал бы по сумасшедшей цене свою Сториони семейству Аркан.

– Это Сториони.

– Я такого имени не знаю.

– Только не говорите, что вы никогда не слышали о Лоране Сториони!

– Никогда!

– Поставщик дворов Баварии и Веймара, – не растерялся он.

– Первый раз о таком слышу. А у вас нет ничего от Черути[421]или от Прессенды?[422]

– Господи боже ты мой! – воскликнул месье Виал, пожалуй слишком уж возмущенно. – Да ведь Прессенда обучался мастерству вместе со Сториони!

– А от Штайнера?[423]