Книга Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2. - Джеймс Клавелл

– Курды сидят по все стороны границы, советской, иракской, турецкой, иранской, – невозмутимо ответил Армстронг. – Все курдское национальное движение очень неустойчиво, и Советам легко его эксплуатировать – с серьезными международными последствиями для всей Малой Азии. Конечно, нам это интересно.

Полковник смотрел в окно, погруженный в свои мысли; падал легкий снег. Мимо протиснулся велосипедист, неосторожно задев бок их автомобиля. К удивлению Армстронга – обычно Хашеми был очень сдержанным человеком, – полковник яростно закрутил ручкой, опуская стекло, и обрушился с проклятьями на юношу и все его поколения. Иранец угрюмо раздавил окурок.

– Высади меня здесь, Роберт. Мы начнем с Язерновым в полночь. Приходи, добро пожаловать. – Он начал открывать дверцу.

– Погоди минутку, старина, – сказал Армстронг. – Мы долгое время были друзьями. Что, черт возьми, случилось?

Полковник колебался. Потом закрыл дверь.

– Правительство поставило САВАК вне закона, а также все разведывательные управления, включая нас, и приказало их немедленно расформировать.

– Да, но администрация премьер-министра уже приказала вам продолжать работу, нелегально. Тебе нечего бояться, Хашеми. Ты не запятнан. Тебе приказали раздавить Туде, федаин и исламских марксистов… ты показывал мне приказ. Разве сегодняшняя операция не проводилась в рамках его выполнения?

– Да. Да, именно. – Хашеми снова сделал паузу, лицо его словно окаменело, голос звучал глухо. – Да, это так… но! Что тебе известно об Исламском революционном комитете?

– Только то, что он, как полагают, состоит из людей, лично отобранных Хомейни. – Искренне начал Армстронг. – Его полномочия размыты, мы не знаем ни имен, ни количества, ни когда или где он проводит заседания, не знаем даже, председательствует ли на них Хомейни, или что там вообще.

– Я теперь доподлинно знаю, что, с одобрения Хомейни, в будущем верховная власть должна принадлежать этому комитету, что Базарган – лишь кратковременная фигура, нужная только до тех пор, пока комитет не представит новую Исламскую Конституцию, которая вернет нас во времена Пророка.

– Дьявольщина! – пробормотал Армстронг. – И что, никакого выборного правительства?

– Никакого. – Хашеми был вне себя от бешенства. – Не в том смысле, в каком оно известно нам.

– Возможно, эта Конституция будет отвергнута, Хашеми. Народ же должен будет за нее проголосовать, не все в Иране фанатичные сторон…

– Клянусь Аллахом и Пророком, не обманывай себя, Роберт! – резко бросил полковник. – Подавляющее большинство – фундаменталисты, это все, что у них есть, за что они могут держаться. Наша буржуазия, богачи, средний класс – все из Тегерана, Тебриза, Абадана, Исфахана, все выросли на деньгах шаха, их горстка в сравнении с остальными тридцатью шестью миллионам нас, большинство из которых не умеют даже ни читать, ни писать. Конечно же, они проголосуют за все, что одобрит Хомейни! А мы оба знаем его взгляды на ислам, Коран и шариат.

– Как скоро… как скоро они подготовят новую Конституцию?

– Неужели ты так мало нас знаешь, после стольких лет? – раздраженно проговорил Хашеми. – Как только мы захватываем власть, мы сразу используем ее, пока она не ускользнула. Новая Конституция вступила в силу с того момента, когда этого бедолагу Бахтияра предал Картер, когда его предали генералы и вынудили бежать из страны. Что касается Базаргана, набожного, честного, справедливого и демократически настроенного, назначенного Хомейни премьер-министром до проведения выборов, то этот несчастный сукин сын – всего лишь чурбан, на которого свалят все, что пойдет не так между нынешним моментом и будущим.

– Ты хочешь сказать, его сделают козлом отпущения? Будут судить?

– Суд? Какой суд? Разве я не говорил тебе, что этот комитет называет судом? Если ему предъявят обвинение, его расстреляют. Иншаллах! Последнее, и почему я не могу нормально соображать и настолько зол, что мне нужно напиться. Сегодня днем я услышал, очень частным образом, что САВАК тайно реорганизован, его перекрестят в САВАМА – и Абрим Пахмуди назначен его директором!

– Боже милосердный! – Армстронг почувствовал себя так, словно получил пинок ногой в живот. Абрим Пахмуди был одним из трех друзей шаха с младенческих лет, который ходил с ним в школу в Тегеране, а потом в Швейцарии, который поднялся до высоких должностей в Имперском совете, САВАК и, по слухам, стал для шаха самым желанным, после членов семьи, советником и который в это самое время, как считалось, прячется, выжидая возможности провести переговоры с правительством Базаргана от имени шаха об установлении конституционной монархии и отречения шаха от престола в пользу его сына Резы. – Боже милосердный! Это многое объясняет.

– Да уж, – с горечью согласился Хашеми. – Долгие годы этот ублюдок был участником практически каждой ключевой военной или политической встречи, каждой конференции глав государств, каждого тайного соглашения, а в последние дни еще и участником каждой встречи с американским послом, с американскими генералами, был причастен к каждому важному решению шаха, наших генералов, и он присутствовал всякий раз, когда обсуждался – и отклонялся – план государственного переворота. – Иранец был настолько зол, что по его щекам струились слезы. – Нас всех предали. Шаха, революцию, народ, тебя, меня – всех! Сколько раз за эти годы мы ходили к нему на доклад вместе, и еще я один в десятках других случаев? Со списками, именами, банковскими счетами, связями, секретами, которые только мы одни могли обнаружить и знать. Все… все в письменном виде, но только в одном экземпляре… разве не такое было правило? Нас всех предали.

Армстронг похолодел. Пахмуди, конечно, было известно о его связи со внутренней разведкой. Пахмуди должно быть известно все мало-мальски ценное о Джордже Талботе, о Мастерсоне, выполнявшем те же функции в ЦРУ, о Лавенове, его советском коллеге, все детали нашего планирования на случай чрезвычайных ситуаций, планов вторжения, операций по нейтрализации сверхсекретных точек радиолокационного наблюдения ЦРУ такими людьми, как молодой капитан Росс.

– Будь я проклят, – пробормотал он, одновременно испытывая ярость от того, что его собственные источники не предупредили его. Пахмуди, обходительный, умный, говорящий на трех языках и умеющий держать язык за зубами. Ни разу за все эти годы в отношении него не возникало ни малейших подозрений. Никогда. Как ему удавалось все время выходить сухим из воды, обманывать даже шаха, который постоянно устраивал людям из своего ближайшего окружения проверки, двойные проверки и перепроверки. И с полным правом, подумал Армстронг. Пять попыток покушения на него, пули у него в теле и в лице, разве не был он правителем народа, известного своей жестокостью к правителям и жестокостью правителей к нему?

Господи! Чем все это закончится?

В том же потоке машин. 21.15. Мак-Айвер дюйм за дюймом продвигался вперед, намного южнее, направляясь в район базара, где стоял дом Джареда Бакравана и его семьи. Том Локарт сидел рядом на переднем сиденье.