Книга Офицеры и джентльмены - Ивлин Во

– Но она действительно в беде.

– Она выносливая и малочувствительная женщина.

– А может быть, когда такие попадают в беду, они страдают больше, чем слабые и чувствительные.

– А-а, брось, Гай. Тебе ведь уже сорок. Неужели ты не понимаешь, какая это нелепость – разыгрывать из себя странствующего рыцаря? Йэн считает, что ты сошел с ума, честное слово. Можешь ты назвать хоть одну разумную причину, оправдывающую такой поступок?

Гай внимательно рассматривал Кирсти. Ее вопрос не был для него новым. Он ставил его перед собой и отвечал на него несколько дней назад.

– Чтобы совершать доблестные подвиги, рыцари странствуют, – сказал он. – По-моему, за всю свою жизнь я не совершил ни одного положительного поступка и уж наверняка не сворачивал с дороги в поисках возможности совершить такой поступок. В этом же случае мне предложили нечто наиболее неприятное; нечто такое, что американцы называют «находящимся за пределами долга»; нечто, требующее от офицера и джентльмена необычного поведения; нечто, над чем в клубе «Беллами» от души посмеются. Конечно, Вирджиния – выносливая женщина. Она выжила бы, несмотря ни на что. Я вовсе не собираюсь как-нибудь изменить ее своим поступком. Все это я знаю. Но, видишь ли, Кирсти, в данном случае принимается во внимание другая… – Гай хотел сказать «душа», но тут же решил, что для Кирсти это слово мало что значит. – Принимается во внимание другая жизнь. Какой, по-твоему, будет жизнь у ребенка, родившегося нежеланным в сорок четвертом году?

– Это абсолютно не твое дело.

– Оно стало моим после того, как мне предложили его.

– Дорогой Гай, мир переполнен нежеланными детьми. Половина населения Европы не имеет крыши над головой – беженцы и военнопленные. Одним таким ребенком больше или одним меньше, какое это имеет значение для всего горя в целом?

– Я не могу ничего сделать по отношению ко всем другим. Но этот случай – один из тех, где я могу помочь. И в данном случае только я, и никто другой. Я был для Вирджинии последней надеждой, поэтому я не мог поступить иначе. Неужели ты не понимаешь этого, Кирсти?

– Конечно, не понимаю. Йэн совершенно прав. Ты рехнулся.

Кирсти ушла более разгневанная, чем была, когда пришла сюда.

«Попытка объяснить ей ни к чему не привела, – подумал Гай. – Правильно кто-то сказал, что все расхождения во мнениях – это теологические расхождения». Он еще раз обратился к письму отца: «…Количественные критерии здесь неприменимы. Если спасена хоть одна душа, то уже одно это является полным вознаграждением за потерю лица…»

Часть десятая«Последнее сражение»

1

Транспортный самолет «дакота» пролетел над морем, затем свернул в сторону берега. Скучающие пассажиры – англичане и американцы, все мужчины, всех родов войск, все в невысоком чине – зашевелились и пристегнулись ремнями к металлическим скамейкам. Перелет через Гибралтар и Северную Африку был утомительным и по непонятным причинам затягивался. День подходил к концу, а они с рассвета ничего не ели. Это был совсем не такой самолет, на какой Гай сел в Англии. Никто из пассажиров, летевших с ним в первую бессонную ночь, до Бари не следовал. Наклонившись, Гай посмотрел в маленький бортовой иллюминатор и успел заметить миндалевые сады. Был конец февраля, и деревья уже полностью расцвели. Через несколько минут он уже стоял на земле рядом со своим вещевым мешком и чемоданом и докладывал о прибытии офицеру транспортной службы.

Согласно командировочному предписанию ему следовало немедленно явиться в английскую миссию при штабе антифашистских сил национального освобождения (Адриатика).

Гая ждали. За ним выслали джип, который доставил его к мрачному зданию в новом городе, где размещалась упомянутая организация. Ничто здесь не напоминало ему Италию, которую он знал и любил, – страну его школьных каникул, страну, которая приютила его после того, как ушла Вирджиния.

Часовой был отнюдь не приветливым.

– Согласно предписанию я должен явиться к бригадиру Кэйпу.

– Его сегодня нет. Вам придется подождать и переговорить с офицером службы безопасности. Рон! – крикнул он своему коллеге. – Скажи капитану Джилпину, что прибыл какой-то офицер и хочет видеть бригадира.

Несколько минут Гай молча стоял в темном вестибюле. Здание было построено в дофашистские времена в традиционном стиле – вокруг темного внутреннего дворика. Широкий лестничный марш из низких каменных ступенек уходил наверх, в темноту, ибо разбитые стекла в крыше были заменены промасленной бумагой.

– Электрический свет должен загореться с минуты на мину ту, – сказал часовой, – но положиться на то, что он не погаснет, невозможно.

Вскоре откуда-то из темноты вышел Джилпин.

– Да? – сказал он. – Чем могу быть полезен?

– Разве вы не помните меня по парашютной школе? Я был вместе с де Саузой…

– Де Сауза в войсках. А что, собственно, вас интересует?

Гай предъявил ему свое командировочное предписание.

– Впервые вижу…

– Но вы же не думаете, что это подделка, правда ведь?

– Мне должны были бы прислать копию. Я ничего не думаю. Просто мы обязаны соблюдать меры безопасности. – Напрягая зрение в темном вестибюле, Джилпин внимательно посмотрел на обратную сторону предписания и прочитал его еще раз. Затем обратил внимание на подозрительное, по его мнению, обстоятельство. – А не слишком ли долго вы сюда добирались?

– Да, перелет затянулся. Простите, вы что же, возглавляете эту организацию?

– Я здесь не старший, если вас интересует именно он. Там наверху есть майор, такой же алебардист, как и вы. – Он произнес это слово, почти не скрывая насмешливого тона, умышленно подчеркивая свое презрение к каким бы то ни было армейским традициям. – Я не знаю, чем он занимается. Он числится здесь офицером генерального штаба по вопросам взаимодействия. Как я понимаю, при отсутствии бригадира вы можете считать его старшим.

– А можно мне увидеться с ним?

– Это ваши вещи?

– Да.

– Вам придется оставить их здесь.

– А вы полагали, что я хочу взять их с собой наверх?

– Посмотрите здесь за ними, капрал, – сказал Джилпин, озабоченный, по-видимому, не столько их сохранностью, сколько подозрением, что в вещах может оказаться что-нибудь опасное, взрывчатка например. – Вы правильно поступили, что задержали этого офицера для выяснения, – добавил он. – Можете послать его к майору. – Не сказав больше ни слова Гаю, Джилпин повернулся и скрылся в темноте.

Другой часовой провел Гая к двери на антресолях. Четыре с половиной года превратностей войны приучили Гая к самым неожиданным встречам и приемам. Они приучили его и к тому, что время от времени он сталкивался на своем пути с этим офицером, фамилию или имя которого ему никогда никто не сообщал и который теперь приветствовал его с необычной теплотой.