Книга Буржуазное равенство: как идеи, а не капитал или институты, обогатили мир - Дейдра Макклоски

профессором, преподающим с тем же скудным оборудованием, которое использовал Сократ, - местом для рисования диаграмм, песком в Афинах (Греция) или доской в Афинах (Джорджия) и толпой студентов, и пилотом авиакомпании, работающим с лучшими плодами технологической цивилизации. Пилот производит в тысячи раз больше стоимости услуг по перевозке в час, чем греческий рулевой в 400 году до н.э. Профессор, если ему очень повезет, производит на один студенческий час столько же озарений, сколько Сократ. Но равенство физической производительности не имеет значения в свободном, великом (то есть большом, торговом и мобильном) обществе. Главное - это вход и выход в профессию. Некоторые профессора могли бы стать пилотами авиакомпаний, а некоторые пилоты - профессорами, и этого достаточно, чтобы даже такие работники, как профессора, производительность которых за последние двадцать пятьсот лет не выросла, получили равную долю лучших плодов.

Однако, отметив этот в высшей степени эгалитарный результат общества улучшений, проверенных торговлей, как быть с последующим "распределением" плодов? Почему бы нам - можно мягко спросить, кто это "мы"? - не изъять высокие доходы профессора и пилота авиакомпании и не распределить их среди дворников и уборщиц? Ответ заключается в том, что заработная плата - это не просто произвольный налог, налагаемый на остальных. Такой налог - это то, чем было бы неравенство в семье, когда Золушка из чистой злобы получала бы меньше еды, чем ее сестры. Дифференциация заработной платы в большом торговом обществе, напротив, приводит к удивительно сложному, хотя и во многом незапланированному и спонтанному разделению труда, дальнейшие действия которого определяются дифференциалом, то есть прибылью в том или ином ремесле или занятии. Если врачи зарабатывают в десять раз больше, чем уборщицы, то все остальное общество, добровольно оплачивающее труд врачей и уборщиц, громко говорит: "Если некоторые уборщицы могут стать врачами, то ради бога, переведите их на работу врачами!

Если мы сводим "Великое общество" к семье путем жесткого налогообложения высоких доходов, то мы разрушаем сигнальную систему. Люди блуждают между уборкой и врачеванием, не имея таких сигналов о том, какую ценность представляет для них очередной час работы. Ни врачевание, ни уборка не приносят пользы, если мы управляем обществом по семейному плану "от каждого по способностям, каждому по потребностям". Мы превращаемся в неспециализированное общество домашнего хозяйства и теряем огромный выигрыш от специализации и накопленной изобретательности, передаваемой в процессе обучения ремеслу и постоянно совершенствуемым роботам, применяемым к каждому, гвоздодерам и компьютерам, которые делают мастеров-плотников и мастеров-школьных учителей все лучше и лучше в обеспечении дома и образования для других.

 

Эффективность, следовательно, требует дифференциации заработной платы. Однако суть дела заключается не в эффективности, а в поразительном росте изобретательности после 1800 г., хотя, безусловно, прибыль предприятий и разница в заработной плате способствовали входу и выходу, что и составляет тест. Увеличение пирога на 900-900% при примерно неизменной его доле, приходящейся на бедных, затмевает выгоды для бедных от любого перераспределения данного пирога. Перераспределение, хотя оно и снимает вину буржуазии, не является главным преимуществом для бедных. Главным преимуществом для бедных стал экономический рост.

Социальная арифметика показывает, почему. Если бы 15 или около того процентов прибыли (не считая процентных платежей и земельной ренты) в американской экономике были немедленно переданы рабочим, получающим 60 или около того процентов дохода, то рабочие (включая некоторых удивительно высокооплачиваемых "рабочих", таких как звезды спорта и пения, а также руководители крупных компаний) стали бы жить примерно на 25 или около того процентов лучше, прямо сейчас. Но только на один раз. Экспроприация - это не 25-процентный выигрыш каждый год и навсегда, а только один раз, поскольку нельзя экспроприировать одних и тех же людей из года в год и ожидать, что они придут с теми же суммами, готовые к экспроприации снова и снова. Разовая экспроприация повышает доход рабочих на 25%, а затем их доход возвращается к прежнему уровню или, в лучшем случае (если прибыль может просто перейти в собственность государства без ущерба для ее уровня, чудесным образом, а затем распределяется среди остальных святыми и мудрыми бюрократами без липких пальцев и друзей-благодетелей) продолжает расти теми же темпами, что и экономика (опять же неестественно предполагая, вопреки свидетельствам коммунистических экспериментов от Нью-Хармони, штат Индиана, до сталинской России, что экспроприация доходов капитала не снижает темпов роста пирога).

Или, если говорить об экспроприации путем регулирования, то если бы конгресс принял закон, предписывающий десятичасовую оплату за восьмичасовой труд, то доходы той части рабочего класса, которая его получила, выросли бы, опять же, один раз, на 25%. Так будет и в первом акте, при том же неестественном предположении, что пирог не уменьшится, когда менеджеры и предприниматели выйдут из убыточной деятельности. Такое перераспределение кажется хорошей идеей, если только не учитывать, что при таких ставках начальство, получающее прибыль, будет менее охотно нанимать людей.

Вот еще одна идея по поводу трансферта доходов: Если мы заберем тревожно высокую долю доходов, получаемых в США 1%-ной верхушкой, которая в 2010 году составляла около 22% национального дохода, и отдадим ее всем остальным, мы, как Остальные, станем жить лучше на 22/78, или чуть более 28%.

Или еще один вариант. Предположим, что те 15% национального дохода, которые составляют прибыль, могут быть заработаны людьми, управляющими экономикой, владельцем маленького магазинчика по соседству, в той же мере, что и злоумышленниками, обладающими огромными богатствами. Но предположим, что те, кто получает прибыль, из евангелия богатства и следуя католическому социальному учению, решили, что они сами должны жить скромно, а все свои излишки отдавать бедным. Экономист Дэвид Коландер утверждает, что "мир, в котором все богатые люди ... [верили], что их долг - раздать большую часть своего богатства перед смертью", мир "сильно отличался бы от... нашего мира"⁶ Но подождите. Все 15 процентов повысят доходы остальных - и привилегированные немногие из них будут университетскими профессорами, получающими стипендии Гуггенхайма, или левыми, получающими премии "гениев" Макартура, - но не в такой степени, в какой их повысил современный экономический рост. И даже евангельский расчет богатства предполагает, что вся прибыль достается "богатым людям". Владелец магазина "Ма и Па" получает прибыль, но не является богатым.

Дело в том, что 25 или 28-процентное увеличение доходов за счет разовых перераспределений на два порядка меньше и гораздо менее эффективно для помощи бедным, чем 900 или 2900 или 9900-процентный рост производительности труда с 1800 года. Иными словами, очень бедные слои населения могут стать немного лучше, один раз, когда их доходы увеличатся в 1,25 раза или