Книга Река без берегов. Часть 2. Свидетельство Густава Аниаса Хорна. Книга 2 - Ханс Хенни Янн

Подобное африканское видение описывает в «Дионисийских дифирамбах» и Ницше («Среди Дочерей Пустыни»; см. ниже, с. 900–905).

«Энеида» Вергилия открывается мотивом вражды к Энею богини Юноны (Энеида I, 1–4):

Битвы и мужа пою, кто в Италию первым из Трои — Роком ведомый беглец — к берегам приплыл Лавинийским. Долго его по морям и далеким землям бросала Воля богов, злопамятный гнев жестокой Юноны.

Юнона — фортуна, судьба; к тому же воплощенная в образе жестокой или равнодушной к своим детям матери. Обращения к «судьбе» (или «Природе») пронизывают всю трилогию Янна. Если эпизод с двумя негритянками отсылает к дочери Ма-Фу, к Венере, то следующий далее эпизод с затмением солнца, с бурей на море («Плоское солнце, черный диск, катилось по небу цвета пепла…»: Свидетельство I, с. 272–273) — явное соответствие тому эпизоду в начале «Энеиды», где Юнона с помощью бога ветров вызывает бурю (Энеида I, 87–91; курсив мой. — Т. Б.):

Крики троянцев слились со скрипом снастей корабельных. Тучи небо и день из очей похищают внезапно, И непроглядная ночь покрывает бурное море. Вторит громам небосвод, и эфир полыхает огнями, Близкая верная смерть отовсюду мужам угрожает.

Юпитер, который по просьбе Венеры усмиряет шторм, в «Энеиде» дает своей дочери такое обетование относительно будущего мореплавателей (Энеида I, 278–281):

Я же могуществу их не кладу ни предела, ни срока, Дам им вечную власть. И упорная даже Юнона, Страх пред которой гнетет и море, и землю, и небо, Помыслы все обратит им на благо…

Дальше у Янна рассказывается, как Тутайн и Хорн прибывают на Канарские острова, в город Лас-Пальмас (название, означающее «Пальмы»). Пальма, как уже говорилось, считалась священным деревом Аполлона.

Бóльшую часть этой главы «Свидетельства» занимает история Аугустуса. Она явно связана с празднествами Кибелы, которые Овидий относит к 4 апреля, к Мегалезийским играм в честь Матери Богов. Янн, очевидно, пользовался другими, более подробными источниками. Праздники в честь Кибелы в эпоху Принципата начинались 15 марта и длились почти до конца месяца (Turcan, p. 44–47). Они назывались hilaria («ликование»). Далее я сопоставлю отдельные стадии этого праздничного цикла с эпизодами романа.

1) 15 марта, Саппа intrat («Входит тростник»): Аттис рождается, и его обнаруживают на берегу фракийской (будто бы) реки пастухи Кибелы, «носители тростника». Следует девятидневный период воздержания от хлеба, гранатов, айвы, свинины, рыбы, вина. В романе: Хорн знакомится на рейде с пловцом Аугустусом (это «ненастоящее» имя) и угощает его хлебом, вином, козлятиной, пирожками с лангустами и куриными грудками (Свидетельство I, с. 282–287).

2) 22 марта, Arbor intrat («Входит дерево»): смерть Аттиса под сосной. Участники празднества срубают сосну, подвешивают к ней изображение Аттиса и с жалобами относят его в храм. Далее следует трехдневный период траура. Дерево оставляют в храме Великой Матери, в празднике участвуют жрецы-салии. В романе: Аугустус гибнет в воде, оскопленный винтом парохода (колесом Фортуны?); Хорн вытаскивает его из воды и на телеге доставляет в госпиталь; в госпитале его встречают монахиня и доктор; доктор расспрашивает Хорна; договоренность о бракосочетании умершего с умершей дочерью доктора; Аугустуса оставляют на ночь (там же, с. 287–308).

3) 24 марта, Dies Sanguinis («День крови»): участники бичуют себя так, чтобы алтарь или изображение Аттиса покрылось их собственной кровью; иногда жрецы богини оскопляют себя. Далее следует «священная ночь», и Аттиса помещают в его ритуальную гробницу. В романе: Хорн получает обломок кости Аугустуса; рассказ о видении Хорна, относящемся ко времени записи «Свидетельства»: багряное Северное Сияние (с. 297, 308–312). Оскопление Аттиса Овидий (Фасты IV, 226) объясняет так: «Просит богиня его: „Отроком будь навсегда!“». Важно, что Хорн (гораздо позже) рассказывает, как сам он в момент взросления пережил что-то вроде временного оскопления («Судьба приняла решение: сотрясти во мне главные фабрики жизни, предприняв атаку против головы и промежности»: Свидетельство II, с. 97). В результате с ним произошло вот что (там же, с. 131):

Того года, когда я перестал быть ребенком, я не помню. Какие бы жгучие боли в промежности я ни чувствовал, предназначенный мне процесс развития не прервался, он только осуществлялся теперь потаенно, и я не мог его с изумлением наблюдать, не мог реагировать на происходящее ликующим страхом или естественным чувством стыда…

Тутайн произносит фразу, в необычном преломлении связывающую этот ритуал с культом плодородия: «Плодородные поля инстинктов — внутри нас — лежат в запустении, невозделанные» (Свидетельство I, с. 317). Далее следует рассказ о «брачной ночи» двух мертвецов и их погребении (там же, с. 319–326).

4) 25 марта (весеннее равноденствие по римскому календарю), собственно «ликование»: возрождение Аттиса (сопоставляемое некоторыми раннехристианскими источниками с воскресением Иисуса). В романе на это содержится разве что намек в странной надгробной надписи (там же, с. 324). С другой стороны, как «возрождение» можно понимать начинающийся прямо с момента возвращения Хорна с похорон и продолжающийся до конца главы рассказ о его отношениях с Буяной — кульминацию первой части «Свидетельства».

5) 26 марта, Requietio («День покоя»). Соответствием этому в романе можно считать длинный разговор Хорна с Тутайном, рассказывающим, в частности, об африканском обычае совместного правления живого и мертвого королей (там же, с. 335–336).

6) 27 марта, Lavatio («Омовение»): годовщина первого прибытия богини на корабле в Рим. Купание статуи богини в притоке Тибра, возвращение при свете факелов. В романе: рассказ Тутайна о том, как он отвез Буяну купаться на пляж (там же, с. 339–340).

7) 28 марта, Initium Caiani: возможно, собственно инициация в мистерии Великой Матери. В романе: рассказ о «клубе» поклонников Буяны и видение Хорна о скачущей на Пегасе Буяне (там же, с. 350).

Культ Кибелы был так популярен в императорском Риме среди прочего и из-за истории Энея (легендарного предка императоров Юлиев-Клавдиев). Дело в том, что Великая Матерь Кибела подарила Энею свою священную сосновую рощу, сказав, что эти корабли никогда не потонут, а превратятся в морских богинь, — как оно потом и происходит (Энеида IX, 114–123 и X, 353; курсив мой. — Т. Б.):

«Страх за мои корабли отбросьте, тевкры! Не нужно Их мечом защищать: подожжет пучину морскую Турн скорей, чем священный мой лес. А вы уплывайте Вольно, богини морей: так велит вам Великая Матерь!» Тотчас же все корабли обрывают причальные путы, Ростры в реку погрузив, ныряют, словно дельфины, Вглубь уходят, и вот — о чудо! — девичьи лица Выплыли вдруг из глубин и в открытом море исчезли. Сосны мы, те, что росли на вершине Иды священной, После — твои корабли, а ныне — нимфы морские.

У Янна корабль назван «плавучим лесом» (Деревянный корабль, с. 96), гибель корабля сравнивается с «последними мгновениями гибнущего леса», а когда корма тонущего корабля уже погружается в воду, вдруг появляется галеонная фигура, Венера Анадиомена (с двойным, латинско-греческим, именем), которую прежде никто не видел. То есть, видимо, Янн буквально описывает — как поступал Овидий в «Метаморфозах» — чудо превращения корабля в богиню.