Книга Твердь небесная - Юрий Рябинин

– Это, Василий, нас тобой на чистую воду выводят, – отозвался круглоголовый господин. – Так ведь, Пал Палыч?

– Ты сказал, Савва Тимофеевич! – ответил Павел Павлович. – Всем известно, что вы с Василием Никифоровичем водитесь с социалистами. Водитесь! – это ваше дело. Хоть детей их крестите! Но не помогайте им устраивать партии, уже открыто сражающиеся с существующим строем правления! Вы своими капиталами взращиваете силу, которая вас же потом и пустит по миру, когда окрепнет.

– А я, что же, уже не хозяин своему капиталу? – усмехнулся Савва Тимофеевич.

– Разумеется, хозяин, – продолжал Павел Павлович. – Можешь им хоть печку топить. Или съесть с хлебом, как в старину куражились. Но если ваши капиталы будут служить злодеям, восстающим против государства, и, в первую очередь, против сословия капиталистов-эксплуататоров, как они нас называют, мы вынуждены будем позаботиться, как бы защититься от вскормленных вами наших могильщиков. Но прежде от вас самих с вашими капиталами!

Савва Тимофеевич потемнел.

– Ты, никак, угрожаешь мне? – проговорил он страшным голосом сквозь зубы.

– Я предупреждаю, что своими забавами вы наносите ущерб моим интересам, – тоже едва сдерживая гнев, произнес Павел Павлович. – И я намерен любыми средствами, если потребуется, отстаивать свои интересы.

– Господа! Господа! – всполошились кругом. – Пал Палыч! Савва Тимофеевич! Будет вам. Здесь собрались друзья! Разве не так?

– Василий Никифорович, – взяв себя в руки, сказал Павел Павлович, – прости, ради Христа, что приходится говорить неприятности в столь счастливый для тебя день. Но события, происходящие в стране, не позволяют больше бездействовать, не замечать, как на глазах раздувают великий пожар враги, и не обращать внимания на то, как играют с огнем друзья.

Поймите же, господа, – он обвел взглядом всех вокруг, – происходящее теперь в России, это уже не бунт, не мятеж, как пишут в газетах. Это начало революции! Так давайте же действовать согласно, чтобы избежать краха – и личного, и государственного. Для начала нам нужно четко определиться, что всякого рода бунтовщикам мы непримиримые противники. И не то что не поможем им ничем никогда, – напротив, употребим все наши силы и средства на борьбу с ними. Что скажешь, Василий Никифорович? – спросил Павел Павлович без малейшей угодливости в голосе. – Ты с обществом или против?

Дрягалова еще никто так настоятельно не ставил перед выбором и не требовал давать ответа, – посмел бы кто-нибудь у него что-то требовать! Но перед напористостью этого Павла Павловича, перед его могучею волей сроду никому не покорный Дрягалов вынужден был смириться.

– Опоздал ты меня школить, Павел, – старательно маскируя шутливым тоном свое огорчение, произнес Василий Никифорович, – я уж полгода с лишком, как выдал им полную отставку. Верно говорю.

Павел Павлович в ответ только удовлетворенно кивнул головой.

– Твое слово, Савва Тимофеевич, – по-прежнему требовательно, без какой-нибудь нотки заискиванья, сказал он.

Савва Тимофеевич все это время не отрывал от выступающего недружелюбного, уничижительного взгляда, всем своим видом показывая, что этот дерзкий Павел Павлович, осмелившийся ему что-то указывать, покорности от него никогда не дождется.

– Мое слово впереди, – вызывающе иронично ответил он. – И надзору за моим словом никогда не было и не будет.

Павел Павлович помрачнел и отвернулся.

– Ну что ж, – проговорил он, – каждый сделал свой выбор. Каждому за свое и отвечать.

– Да ты, Пал Палыч, погоди ершиться на Савву Тимофеевича, – решился примирить стороны добродушного вида господин в сюртуке английского покроя. – Я хотя сам социалистов этих в глаза не видел, но мне сын рассказывал, – он-то у меня образованный, вроде тебя, – так вот он говорит, что, подталкивая их бунтовать, капиталисты, как бы сказать, слагают с себя заботы о своих фабричных – пусть-де у власти теперь голова болит, как бы управиться с бунтовщиками. Скажем так, они забастуют, как обычно, будут просить надбавок – и ничего не поделаешь, придется мириться – накидывать им. А если при помощи этих лукавцев-социалистов направить их бунтовать, требовать не только надбавок к жалованью, а еще и призывать к свержению самодержавной власти, вот как теперь, к примеру, выходит, то им одна только прибавка будет – нагайка от царя. А наш брат хозяин в результате ничего не потеряет. Вот так.

Павел Павлович едва заметно поморщился.

– Известная теория, Афанасий Васильевич, – ответил он. – Мне она хорошо знакома. Но это не более чем иллюзия. Опасное заблуждение! – Павел Павлович, несомненно, говорил это, прежде всего, своему непримиримому оппоненту, хотя после их последнего обмена репликами он ни разу даже не посмотрел на Савву Тимофеевича. – Такой прием был бы хорош в прежнее царствование, когда государственная власть находилась действительно в надежных, могучих руках. Но нынешний, с позволения сказать, самодержец в своей собственной семье не хозяин, не то что в целом государстве. У него все валится из рук. Решительно! Войну он, вне всякого сомнения, проиграл. Потеряет и самую Россию рано или поздно. Потому что безвольный и бездарный, – вместо него державой правят всякие временщики-авантюристы, вроде Безобразовых! да немки – жена и свояченица! Настало время, господа, когда нам, представителям крупного капитала, нужно брать судьбу России в свои руки. Выродившееся дворянство, все эти опереточные князья и графы, уже не в состоянии исполнять позитивную государственную роль. Сама жизнь возлагает ответственность за судьбу отечества на нас – русских капиталистов. И мы не должны – не имеем права! – промедлить принять на себя эту ответственность! Мы к ней готовы!

Павел Павлович сделал секундную паузу и, вдохновенно оглядев присутствующих, продолжил:

– Господа! Я уполномочен своими единомышленниками, – он слегка кивнул головой кому-то из присутствующих, видимо, тем лицам, о ком шла речь, – уполномочен заявить, что в самое ближайшее время нами будет учреждена торгово-промышленная партия, представляющая интересы крупного русского капитала. То есть наши с вами интересы. Если существуют партии, имеющие цель разрушить Российское государство, то нелепо не появиться организации, добивающейся прямо обратного – укрепления державы. Нисколько не сомневаюсь, господа, что мы найдем в вашем лице полное понимание и всемерную поддержку. Сейчас, как никогда, важно нам всем выступить сообща.

Едва Павел Павлович закончил свою речь, буфетная ожила, загудела, будто растревоженный улей. Все разом заговорили, принялись высказываться и обсуждать услышанное. Со своего места поднялся, чтобы привлечь к себе внимание, самый немолодой – лет шестидесяти – из собравшихся здесь гостей. Присутствующие притихли, когда он начал громко говорить:

– Ты, Павел, скажи прямо: сколько нам платить придется?..

Его прервал раскатистый хохот Саввы Тимофеевича.

– Браво! Павел Григорьевич! – давясь от смеха и утирая слезы, с трудом выговорил он. – Ну ты, как всегда, в самый корень зришь!