Книга Столетняя война - Жан Фавье

После этого Бордо был обречен. К Карлу VII приехал гонец от Жака де Шабанна, привезший стальное оплечье храброго Талбота. Король благочестиво помянул усопшего, велел отслужить «Те Deum» в честь победы и отправился к Бордо с частями, остававшимися в резерве для финального штурма. Во всех городах королевства провели процессии по случаю полного поражения англичан.

Граф де Фуа осадил Кадийяк, граф де Клермон взял на себя осаду Бланкефора. Впрочем, сопротивления больше почти никто не оказывал. В середине августа Бордо был осажден, а флот блокировал его порт. Жан де Бюэй поставил свою артиллерию в Лормоне. Король расположился в сердце Антр-де-Мер.

Бой при Кастийоне уничтожил английскую армию. Об организации какого-то подобия обороны больше не было и речи. Бордосцы страшились мести короля Франции и без колебаний поддержали своего нового сенешаля Роже де Камуа, пытавшегося собрать последних из стойких и помочь осажденным крепостям. Но все было тщетно. 19 сентября пал Кадийяк. Далее наступила очередь Рионса и, наконец, Бланкефора.

Англичане в Кадийяке пытались капитулировать как обычно, предложив десять тысяч экю за возможность свободно уйти. Карл VII пренебрег этим предложением: он им передал, что денег ему хватает. Англичане были отправлены в тюрьму. Капитан города был гасконцем; его обезглавили на месте за измену. Прошли времена, когда крепости брали одну за другой и защищали одну за другой одни и те же воины. Английские солдаты изрядно удивились, что не могут искать лучшей участи в другом месте.

Положение под Бордо было не самым блестящим. Французы тщетно искали провизию в разоренном краю. Этого-то и добивался Талбот, но его уже здесь не было, чтобы этим воспользоваться. Бедствия осаждающих усугубила эпидемия чумы. Что касается осажденных, они умирали от голода. Англичане заговорили о капитуляции — им грозила самое большое тюрьма. Гасконцы знали, что им грозит веревка или топор, и колебались дольше. Наконец они отправили к Карлу VII парламентеров — дворян, бюргеров и клириков. Те сказали, что готовы на все, лишь бы бордосцам оставили жизнь и имущество. Король посмотрел на них пренебрежительно: он сделает с ними, что захочет.

Бюро начал обстреливать город из пушек. Жители дрогнули. 8 октября в Лормоне их депутаты приняли условия короля. Бордо должен был заплатить сто тысяч экю и терял все привилегии. Тем, кто хотел уехать в Англию, дозволялось туда отправиться. Король изгнал двадцать гасконцев, которых считал более виновными, чем другие. Это были те люди, которые в первую очередь ждали, что их повесят. Они были рады и тому, что остались в живых. На этих условиях Карл VII простил город.

19 октября 1453 г. англичане вышли с оружием и направились на свои корабли. Карл VII позволил себе роскошь дать каждому экю на пропитание. Через несколько часов над Бордо взвилось знамя с лилиями. Но король погнушался вступать в город. Оставив Клермона и Бюро следить за завоеванной территорией, он поселился в Лузиньяне.

Столетняя война кончилась. С точки зрения Бордо, завершилась трехвековая борьба.

Все вполне сознавали, что для Франции пришли новые времена. Была выпущена медаль с изображением Карла, Которому Хорошо Служат. Медаль отчеканили в 1451 г. в честь Карла Победоносного. Вокруг щита с тремя лилиями шла в два ряда простая легенда:

Когда я была сделана, без различия

Осторожному королю, другу Божьему,

Подчинялись повсюду во Франции,

Кроме как в Кале — сильной крепости.

Это было правдой.

Исторические источники

Столетняя война никогда не испытывала недостатка в своих историках. Люди XIV и XV вв., очевидцы или исследователи своей эпохи, побуждаемые желанием, чтобы их прочли, или просто потребностью писать, написали много. Историк не мог бы отрицать, что эти рассказы, жизнеописания, хроники и дневники — изложение канвы событий и в то же время попытки объяснить их, чаще характерные, чем убедительные, — оказывают ему помощь. Даже если очевидец или толкователь событий, боев или трудностей, имевший к ним больше или меньше отношения, самым бесстыдным образом перевирает факты и ничего в них не понимает, он уже тем самым выдает секрет собственного представления о своей истории и о поведении других.

Впрочем, за эти два века, в течение которых люди старались сохранить память о трудных временах, в которые они жили, историческая литература сделала большой шаг вперед. Пришел конец одному литературному жанру — жанру хроник, авторы которых списывали друг у друга и под видом рассказа обо всем нередко впадали в компиляцию или выдумки. Вольная или невольная переработка текста выдает пристрастного, а не объективного автора. Когда этот прием практикуется систематически и порой включает вымысел в чистом виде, он становится формой полемики. Научный текст, памфлет и даже миф — все это составные части историографии. Но историческое повествование проходит проверку, становясь аргументом в публичных дебатах историков. Критика этих трудов необходима, но использовать их можно. Современный историк может опираться на труд своего далекого собрата только при условии, что будет проверять его, однако он бы сильно ошибся, лишив себя этого труда.

Официальная историография, торжественная и династическая, продолжалась в форме «Больших французских хроник». Канцлер Пьер д'Оржемон, составлявший их при Иоанне Добром и Карле V, ловко насыщал цитатами, заимствуемыми из королевских архивов, рассказ, представляющий собой откровенный панегирик династии Валуа. Историография у Оржемона входит в арсенал политической пропаганды. Это относится и к периоду, когда при Карле VII Жан Жувенель дез Юрсен, брат канцлера Гильома, доходит до включения собственных свидетельств в рассказ о недавних событиях, который он наполняет соображениями и размышлениями, имеющими глубоко личный оттенок. Рамки официальной историографии несколько раздвигаются и тогда, когда нормандский клирик, составляющий «Хронику первых четырех Валуа» из «Больших хроник» и еще нескольких более ранних рассказов, добавляет на удивление современный набор данных, полученных устным путем и часто содержащих суровые суждения о французском рыцарстве и его тактических концепциях. Не очень интересная в самом начале, это хроника становится ценным источником сведений о временах Карла V и начале царствования Карла VI: она часто оригинальна в том, то касается нормандских дел и парижских движений, причем к последним автор отнюдь не скрывает симпатии.

Оставим в стороне другие «продолжения». Большая часть из них, например хроника монаха Ришара Леско из Сен-Дени, посвященная началу царствования Филиппа VI, всего лишь продолжает традицию Гильома де Нанжи и Жеро из Фраше.

Les Grandes chroniques de France. Publiées… par Jules Viard. Paris: Sociétéde l'Histoire de France, 1920–1953. 10 vol.

Pintoin, Michel. Chronique du religieux de Saint-Denys: contenant le regne de Charles VI de 1380 a 1422. Publiée en latin pour la premiére fois et traduite par m. L. Bellaguet. Paris: Impr. de Crapelet, 1839–1852. 6 vol. [Documents inédits sur l'histoire de Francé 6].