Книга Непристойные предложения - Уильям Тенн

– Послушай меня, Гигио Раблин, ты – последний человек на Земле, прошлой, настоящей или будущей, которого я захочу снова видеть. И тебе известно почему! Любой мужчина, который… который говорит девушке то, что ты сказал м-мне в т-такой м-момент…

Против воли и к величайшему раздражению Мэри Энн, ее голос сломался. Слезы хлынули из глаз и потекли по лицу. Она попыталась смахнуть их, стиснув губы.

Теперь Гигио явно стало не по себе. Он сел на угол стола, который отчаянно заерзал под ним.

– Мне жаль, Мэри Энн. Очень, ужасно, искренне жаль. Мне не следовало заниматься с тобой любовью. Даже если не брать во внимание наши существенные временные и культурные различия, нам обоим известно, что у нас нет почти ничего общего. Но ты показалась мне… очень привлекательной, непреодолимо привлекательной. Никто не возбуждал меня так, как ты, ни одна женщина моего времени и ни одна женщина из будущего. Я не смог устоять. Просто я не ожидал гнетущего эффекта, который оказала на меня твоя странная косметика. Тактильные ощущения были в высшей степени неприятными.

– Ты сказал не это. И как ты это сказал! Ты провел пальцем по моему лицу и губам и завопил: «Жирная! Жирная!» – злобно передразнила Мэри Энн, которая полностью взяла себя в руки.

Гигио пожал плечами.

– Я сказал, что мне жаль, и так оно и есть. Но Мэри Энн, если бы ты только знала, какова эта субстанция на ощупь для высокоразвитого тактильного чувства! Эта вязкая красная губная помада… и мелкая гадость на твоих щеках! Согласен, мне нет оправдания, но я только пытаюсь объяснить свою глупую вспышку.

– Надо полагать, ты считаешь, что я буду выглядеть намного лучше, если побрею голову, как эти женщины… как эта ужасная Флурит!

Он с улыбкой покачал головой.

– Нет, Мэри Энн, тебе не стать такой, как они, а им – такой, как ты. Это совершенно разные концепции женственности и красоты. В твоем времени основной акцент делают на некоем физическом сходстве, на использовании различных искусственных приспособлений, которые приближают женщину к универсальному идеалу, и этот идеал включает красноту губ, гладкость кожи и конкретную форму тела. Мы же делаем упор на различии, в первую очередь – эмоциональном. Чем больше эмоций способна проявить женщина и чем они сложнее, тем более красивой она считается. Вот зачем бреют головы: чтобы продемонстрировать внезапные легкие морщинки, которых можно не заметить под волосами. И вот почему мы называем бритую голову женщины ее суровой красой.

Ссутулившись, Мэри Энн уставилась в пол, который начал вопросительно подниматься, но затем опустился, осознав, что от него ничего не требуется.

– Я не понимаю и, наверное, никогда не пойму. Знаю только, что не могу остаться в одном мире с тобой, Гигио Раблин. От самой мысли об этом мне делается дурно.

– Понимаю, – серьезно кивнул он. – И, если тебе станет легче, испытываю то же самое. До знакомства с тобой я никогда не совершал столь невероятно глупого поступка, как фиксированная микроохота в загрязненной культуре. Но на меня повлияли эти удивительные истории о твоем смелом друге Эдгаре Раппе. Я понял, что должен доказать, что я мужчина, на твоих условиях, Мэри Энн, на твоих условиях!

– Эдгар Рапп? – Она недоверчиво посмотрела на него. – Смелый? Удивительный? Эдгар? Серьезней всего он рискует, когда всю ночь просиживает зад, играя в покер вместе с ребятами из расчетного отдела!

Гигио поднялся и начал бесцельно бродить по комнате, качая головой.

– Как ты это говоришь, с какой небрежностью, с каким легким презрением! Постоянные психические риски, неизбежные столкновения личностей – на подсознательном и очевидном уровне, – когда партия следует за партией, час – за часом, и не два, не три, а пять, шесть или даже семь различных агрессивных человеческих существ принимают в этом участие! Блеф, ставки, уловки, фантастическое соперничество! Но для тебя все это почти ничего не значит, ты и не ждешь другого от мужчины! Я бы не справился; на самом деле, во всем моем мире нет ни одного человека, который выдержал бы и пятнадцать минут столь сложного психологического наказания.

Она очень мягким, нежным взглядом следила, как он печально ходит по кабинету.

– И потому ты отправился в этот ужасный микроскоп, Гигио? Чтобы доказать, что ты не хуже Эдгара, когда тот играет в покер?

– Дело не только в покере, Мэри Энн. Хотя поверь, этого достаточно, чтобы волосы встали дыбом. Дело во многих других вещах. Возьмем подержанную машину, на которой он тебя возит. Мужчина, ведущий неуклюжую, непредсказуемую силовую установку сквозь трафик и аварийную статистику, которой славится ваш мир, – каждый день, легко и непринужденно! Я знал, что микроохота – жалкое, надуманное предприятие, но это самое близкое из доступного!

– Ты ничего не должен мне доказывать, Гигио.

– Может, и нет, – задумчиво ответил он. – Но я достиг точки, где должен был доказать это самому себе. Достаточно глупо, если поразмыслить, но реально. И я доказал. Что у двух людей с совершенно разными стандартами для мужчин и женщин, стандартами, которым их учили с рождения, нет ни малейшего шанса, какое бы влечение они друг к другу ни испытывали. Я не могу жить, зная твои внутренние стандарты, а ты… что ж, тебе мои определенно кажутся странными. Мы не координируемся, мы не резонируем, мы не сочетаемся. Как ты говорила, мы не должны находиться в одном мире. И это вдвойне верно, поскольку… поскольку мы обнаружили, как сильно нас друг к другу тянет.

Мэри Энн кивнула.

– Я знаю. То, как ты перестал заниматься со мной любовью и… и сказал… то ужасное слово, то, как ты содрогнулся, вытирая губы… Гигио, ты смотрел на меня так, словно я воняю, воняю! Это разбило мне сердце на мелкие осколки. Я сразу поняла, что должна навеки покинуть твое время и вселенную. Но с учетом того, как ведет себя Уинтроп… я просто не знаю, что делать!

– Расскажи мне. – Он постарался взять себя в руки и сел рядом с ней на поднявшийся участок пола.

К тому времени как она закончила, он полностью пришел в себя. Поразительный нивелирующий эффект взаимного эмоционального притяжения больше не давал о себе знать. Мэри Энн потрясенно наблюдала, как Гигио вновь превращается в крайне вежливого, чрезвычайно интеллигентного и немного надменного молодого мужчину двадцать пятого века, и костным мозгом ощущала, как растет ее собственная неуклюжесть, как выходит на поверхность показная, необразованная примитивность.

– Я ничем не могу вам помочь, – сказал он. – Как бы ни хотел.

– Даже несмотря на наши проблемы? – с отчаянием спросила она. – Несмотря на тот ужас, который нас ждет, если я останусь здесь, если не уеду вовремя?

– Даже несмотря на это. Сомневаюсь, что смогу тебе объяснить, Мэри Энн, как бы ни пытался, но я не в состоянии заставить Уинтропа уехать, не в состоянии посоветовать, как его принудить, и не в состоянии придумать, что может заставить его изменить решение. Понимаешь, здесь затронута целая социальная структура, которая имеет намного большее значение, нежели личные маленькие несчастья, каким бы важными они нам ни казались. В моем мире, как заметил Сторку, такие поступки не совершаются. И больше, моя милая, мне добавить нечего.