Книга По ту сторону моря - Екатерина Алексеевна Андреева

угасает. Что за дрянь в меня только что влили? Я не чувствую насыщения, словно и не пила только что, и мне страшно от того восторга, который я испытывала минуту назад.

Никто ничего не произносит, не подает сигнал, но люди начинают расходиться. Сначала мимо меня проплывают советники, за ними направляются певшие хранители с перевязанными тканью ладонями. Карим ко мне не подходит. По шелесту я понимаю, что служители тоже уходят, и мне становится тревожно от понимания, что Двэйна больше нет поблизости. Я не оборачиваюсь, но догадываюсь, что все прислужники храма тоже вышли. Наконец, надо мной нависает тень.

– Отличная работа, Заветная! – радостно восклицает Карим и подхватывает меня под локоть. Мои ноги не разгибаются, и я едва снова не валюсь на пол. Все просто горит от боли. – Некоторые лики устраивали истерики тут, не хотели пить настой. А ты молодец. Может, тебя не так уж плохо подготовили.

Рядом с нами оказываются изгнанницы, но я отчего-то не могу смотреть им в глаза, а потому продолжаю глядеть на Карима.

– Настой даст тебе немного энергии и ясности ума, чтобы ты хорошо соображала на ритуале памяти.

Еще ритуал??

– Потом тебя оставят в покое до самого вечера. Сможешь поспать и подготовиться ко встрече с Древом.

– Не хочу спать, – ляпнула я, и Карим усмехнулся.

– Это сейчас. Попробуй сказать мне то же самое после ритуала памяти. Даже я там засыпаю. И с каждым разом все сложнее, ведь приходится слушать одно и то же! – он театрально вздыхает, но не может скрыть своего приподнятого настроения. Я мрачно смотрю на него в ответ, и в его глазах вдруг проскальзывает что-то похожее на печаль. – Жаль, тебя не будет на празднике. Новый лик – это всегда событие. Но, может, ты и увидишь его, – пожимает он плечами, – только иначе.

И я вдруг думаю: а что если для воссоединения с Древом лик должен умереть?

***

Маленькая круглая зала, темноту которой разбивает одно-единственное окно. Теплый полумрак, тени людей вдоль стен комнаты. Сладкий запах курящихся палочек в чашах с песком. Духота и пол с выложенным плиточкой деревом. Я смотрю на него со всей возможной ненавистью. Меня снова усадили на пол, хотя я едва только почувствовала свои ноги. В комнате полно народу, но они жмутся к стене, не смея коснуться даже мысочком священного рисунка. Только избранные могут заходить на него.

Я знаю, что где-то за моей спиной стоят изгнанники, но эта мысль больше не бодрит меня. Внутри разрастается злость и раздражение. Я устала, мне тяжело дышать, все мое тело измучено, а я все так же хочу пить. И не просто пить. Я хочу снова ощутить на губах и в горле этот горячий настой. Хочу, чтобы он снова выбил из меня весь дух, оставив только дикий восторг. И это желание выводит меня из себя. Я настолько погружена в свои противоречивые ощущения, что не сразу замечаю, как в комнате становится еще темнее – кто-то задернул окно тяжелой шторой, – как советники располагаются друг напротив друга на двух постаментах и как комнату прорезает светлый луч.

Я поднимаю голову и ошеломленно смотрю на белый экран. Он кажется здесь таким неуместным, что на секунду мне мерещится, что это все иллюзия. Что я просто сошла с ума. Но на экране вдруг появляются картинки – фото джунглей и кирпичных стен, очерчивающих круги, – и чей-то глубокий низкий голос за моей спиной начинает говорить:

– Древо – это память. Без него не было бы нас. Без него не было бы мира, – картинки начинают повторяться, но я все равно смотрю с интересом и стараюсь не пропустить ни слова. – Нам до́лжно чтить эту память, ибо это то, что составляет нашу жизнь. Это то, что хранит наше Древо. Лицо мира было когда-то скорбным. В нем не было законов Объединений и заветов Кругов. – Я вижу фото наших Городов, и мое сердце екает. – Мир погибал. Но даже тогда, во времена дикости и злобы, нашлись те, кто решил спасти хотя бы крохотную долю жизни и сохранить ее для потомков. Для нас.

– Да восславится Древо! – громыхнули голоса.

– Самые добродетельные созвали в те времена священный Танак – совет из всех, кто готов был бороться за продолжение жизни. Они отыскали остров, нетронутый болезнью и горем, и основали свое убежище. И люди принялись возводить стены. Но помимо стен им нужна была и другая защита, ведь камень не мог спасти от разрастающихся войн. И так родилась великая Цитадель, – я вздрогнула, – совет доблестных умов, способных придумать новые способы защиты. На своем пути они совершили много ошибок, – картинки сменились на ужасающие изображения полулюдей. – Но, в конце концов, достигли высочайших побед. Лучшие из которых – это священное Древо и великая Пустошь.

У меня перехватило дыхание, и я едва удержалась, чтобы не повернуться к изгнанникам.

– Но мир не успокоился даже тогда. Среди жителей Кругов возникли недовольные этими свершениями, трусы, которые не знали, что за благо теперь защищает их. Они захотели уничтожить Древо, и тогда появились стражи. Под благословением советников Танака они выдворили недовольных через море, чтобы лишь Пустошь решала их судьбу. Так на другом берегу стали зарождаться Города. Люди, изгнанные с этого берега, и те, кто пересекал убитые земли и отравленные воды в поисках укрытия, образовали Объединения. Помня о Кругах, люди возводили такие же стены и образовывали Советы по образу и подобию Танака. А мы же закрыли свои берега, дабы уберечь Древо. Спустя многие годы мы снова можем сотрудничать с людьми Пустоши, ибо мир – это сложный путь, но мы никогда не забываем, что для Древа они – изгнанники.

– Да восславятся Заветы! – прогремело в зале.

Я не могла пошевелиться. И не только от боли. Мысль о том, что вся история Объединений началась отсюда, поразила меня. Нас учили совсем другому. Нам даже не рассказывали про этот берег…

– Оно родилось здесь, на этом самом острове много лет назад. Великие люди Цитадели и священного Танака создали то, что по сей день хранит наш покой. Мир в те годы был страшен и опасен, и пока природа пыталась восстановиться, люди воевали и уничтожали даже те крохотные росточки новой чистой жизни. Хранители не могли оставить это и принялись за труды. Соединяя разные жизненные формы – животных и растений, растений и людей, людей и животных, – они