Книга Слуга Империи - Раймонд Фейст

Все это было так непохоже на нее!

— Не больна ли ты, госпожа?.. — заметался Сарик, чутьем угадывая, что не во всем и не всегда он способен заменить старую няню.

— Просто меня мутит. Пройдет. — Слова, казалось, давались Маре с трудом.

Однако Сарика охватил панический страх: Мара вдруг показалась до боли хрупкой. Перепугавшись, не подхватила ли она летнюю лихорадку, или, того хуже, вдруг врагу удалось подложить отраву в еду, советник Акомы еще раз поспешно шагнул к ней поближе.

Его тревога была очевидной для Мары.

— Через час я буду в порядке, — заверила она его, слабо взмахнув рукой. — Служанка поймет, что мне требуется.

Страх на лице советника уступил место жгучему интересу, который Мара оставила неудовлетворенным. В том, что она сказала, не было лжи. Просто она наконец сообразила, что утомление последних дней объяснялось не просто тяготами пути; утренняя дурнота была верным признаком беременности. Она не могла благополучно проглотить завтрак в течение первых девяти недель, когда носила под сердцем своего первенца Айяки. Внезапно ее поразила неприятная мысль: ведь Сарик достаточно долго прослужил в армии и имел возможность наблюдать, что бывает с солдатскими обозными подружками! Мара властно приказала ему удалиться, пока подозрения офицера не перешли в уверенность. Оставшись до прихода служанки в одиночестве, Мара дала выход слезам, застилавшим глаза. Все ее чувства были обострены до предела. Сейчас она позволила себе расслабиться, но очень скоро наступит время, когда ей понадобятся… ох, как же Кевин выразился?.. Стальные нервы! Да, теперь в ее душе не должно быть места мягкости. И при воспоминании о возлюбленном, который сейчас спокойно сидел у нее в покоях, ожидая ее вызова или возвращения, слезы ручьем заструились по щекам.

И вот что было важнее всего: Кевин ни в коем случае не должен узнать, что она носит его ребенка. Одно это связало бы его с ней такими прочными узами, что разорвать их было бы верхом жестокости. Его преданность маленькому Айяки показала, как много значат для него дети. Хотя Кевин никогда об этом не заговаривал, Мара видела в его глазах тоску. Она знала, что он жаждет иметь собственного сына или дочь: законы морали его родного мира не позволяли отнестись к этому предмету легкомысленно. В Келеване рождение внебрачного ребенка, прижитого от раба, не порождало никаких проблем: незаконнорожденные дети знатных вельмож зачастую достигали высокого положения в своих семьях. Но для Кевина его дитя окажется важнее собственной жизни. Нет, человек, которого она любит, должен остаться в неведении, а это значит, что дни, которые им суждено провести вместе, сочтены.

Вошедшая горничная бросилась к хозяйке:

— Чем услужить тебе, госпожа?

Мара протянула руку:

— Просто помоги подняться, чтобы мне не стало дурно, — попросила она сдавленным шепотом.

Встав на подгибающиеся ноги, властительница Акомы поняла, что беременность — всего лишь одна из причин, почему она так скверно себя чувствует. При том внутреннем напряжении, которое ей приходилось выносить, она была подобна натянутой тетиве, готовой лопнуть в любую минуту.

Когда-нибудь, подумала Мара, ребенка, который сейчас растет в ее чреве, будут считать сыном Хокану, и он станет властителем Шиндзаваи.

А то, что он — Мара уже думала о нем как о мальчике — зачат от Кевина… ну что ж, таким образом она лишь отдает долг чести варвару, который покорил ее сердце и множество раз спасал ей жизнь. Его потомки, окруженные почетом, будут жить на земле Келевана, и дух Кевина не канет в тьму забвения.

Но для начала нужно пережить ближайшие три дня. Даже могущественный Камацу не станет связывать судьбу своего наследника с родом, имеющим столь грозного врага, как Тасайо. Побледнев не только от спазмов в желудке, Мара оперлась на подставленную руку горничной. Она должна придумать план, как вырвать, казалось бы, верную победу из цепких лап Минванаби. Должна, и все тут! Иначе погибнет и ее сын, и нерожденное дитя Кевина.

* * *

Багровый свет закатного солнца лился через широкие стенные перегородки. Тасайо Минванаби восседал подобно монарху на горе подушек в самом большом и пышном покое своей резиденции в Священном Городе. В отличие от большинства других правителей, владевших домами в самом городе, семье Минванаби принадлежал просторный особняк на вершине холма, откуда открывался вид на самое сердце имперского квартала в городе. Пристально следя прищуренными глазами за сменой караула в белоснежных доспехах у внутренних ворот Имперского дворца, властитель едва удостоил взглядом послание, врученное ему первым советником.

— Господин, — с величайшим терпением напомнил Инкомо, — Мара со своим почетным эскортом сейчас стоит поблизости от городских ворот. Ее сопровождает также посланец Света Небес, несущий жезл герольда, а в городе объявлен Имперский мир. По твоему распоряжению она прибудет в указанное место встречи.

— Удачный выбор времени ее не спасет. — Тасайо провожал взглядом каждое движение стражников в сверкающих белоснежных доспехах. — Пусть глупый мальчишка, называющий себя императором, потешится еще пару дней, но никакое объявление Имперского мира не помешает мне уничтожить врага. — Помолчав, Тасайо добавил:

— Однако, быть может, и стоит погодить с ударом, пока мы сами не выберем время и место. Да и забавно послушать, чего хочет эта акомская сука, — хотя бы для того, чтобы узнать, чем ее доконать.

У Инкомо сердце щемило от дурных предчувствий.

— Господин, я не исполнил бы свой долг, если бы не предостерег тебя от встречи с этой женщиной. Она опаснее любого другого правителя Империи, что она и доказала многократно.

Выведенный наконец из своего созерцательного состояния, Тасайо свирепым взглядом призвал первого советника к молчанию.

— За мной армия, Инкомо.

— Но ты все предусмотрел? — настаивал первый советник, который никак не мог выкинуть из головы, что именно заботами Мары дядя Тасайо нашел свою смерть под крышей собственного дома и в окружении собственных воинов. — Если властительница Акомы желает поговорить, то — что бы она ни сказала — все будет на пользу ей и во вред тебе. Не вижу в этом никакой выгоды для Минванаби, мой господин.

Тасайо побарабанил пальцами по подушке.

— Передай суке мой ответ. Я буду соблюдать перемирие и побеседую с ней. — Заметив помрачневшее лицо Инкомо, он сузил желтые глаза. — Какой смысл тревожиться понапрасну? У Мары с ее отродьем есть крохотный шанс пройти по лезвию ножа, но когда я добьюсь белого с золотым, она будет первой из моих врагов, которых ждет могила. — Подтянутый, стремительный, беспредельно верящий в свою звезду, он поднялся на ноги. — Я могу проявить великодушие и, возможно, сохраню жизнь этим глупцам из клана Хадама, но лишь при одном условии: они станут моими вассалами после того, как я на их глазах навеки покончу с именем Акомы. — Скупо улыбнувшись, он добавил:

— Ты слишком много беспокоишься, Инкомо. Я всегда могу ответить «нет» на любое предложение Мары.