Книга Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848 - Найл Фергюсон

События во Франции развивались во многом по воспоминаниям о прошлых революциях, чем по какому-то другому образцу. Те, кто сожалел, как мало удалось достичь в 1830 г., решили учредить республику на более демократической основе; те, кого еще пугали воспоминания о 1790-х гг., не хотели отдавать власть в руки «новых якобинцев». Вопрос оставался нерешенным, самое раннее, до конца июня. Выборы в Учредительное собрание показали, что за пределами Парижа радикальные республиканцы имеют ограниченную поддержку, но нельзя было исключать возможности «красного» переворота в самом Париже. В мае социалисты Распай, Бланки и Барбес предприняли неудачную попытку переворота. В июне закрытие национальных мастерских привело к стычкам между разочарованными рабочими и бойцами Национальной гвардии. Уже в июне 1849 г. так называемые «монтаньяры» вывели людей на улицы в последней тщетной попытке восстановить якобинский дух.

Примерно по тому же образцу события развивались почти повсюду, где началась революция. Хотя после революции были низложены сравнительно немногие монархи, некоторым из них пришлось бежать из столиц, а большинство вынуждено было пойти на революционные уступки после начала уличных боев, сразу же продемонстрировавших неадекватность (или ненадежность) полицейской службы. Массовое бегство знаменовало собой разнообразные конституционные новшества, от французского республиканства (которое попробовали также в Риме и Венеции) до парламентаризма (во многих немецких государствах). В Нидерландах, центре революции 1830 г., голландский и бельгийский монархи поспешно уступили давлению либералов и позволили ввести конституционные реформы; то же самое произошло в Дании. В Германии революция началась в Бадене, где великий герцог, узнавший о парижских событиях, поспешил признать либеральную конституцию. Вскоре его примеру последовали Гессен-Кассель, Гессен-Дармштадт и Вюртемберг. В Баварии короля Людвига вынудили отречься от престола; его репутации безнадежно повредила связь с Лолой Монтес. Такие перемены в монархической системе не удовлетворили более радикальных республиканцев, которые в апреле совершили попытку переворота в Бадене. Волны дошли даже до родного города Ротшильдов: вопреки ожиданиям Ансельма, 1848 г. представлял угрозу и для таких старинных образований, как Франкфурт, поскольку статус гражданства был там чрезмерно заужен, а государственные структуры устарели. Первые вспышки насилия в центре города начались в начале марта.

Повсюду казалось, будто происходят две революции — одна за другой: первая имела своей целью конституционную реформу, в основе второй лежали экономические требования. Хотя они сложным образом накладывались друг на друга, их разделяла четкая социальная граница. В то время как образованные ученые, юристы и профессионалы произносили речи и писали проекты конституций, ремесленники, ученики и рабочие строили баррикады и попадали под пули.

Наверное, самую большую разницу между 1848 и 1830 г. составляло то, что теперь революционная эпидемия распространилась и на Австрию. Меттерних узнал о революции в Париже от курьера Ротшильдов. «Что ж, дорогой мой, все кончено», — сказал он, по слухам, хотя его следующие слова, обращенные к Соломону, были более оптимистичными. В самом деле, все было кончено. 13 марта толпы демонстрантов столкнулись с войсками перед зданием, где проходило заседание ландтага Нижней Австрии. На следующий день Меттерних подал в отставку, бежал кружным путем, переодетый, через всю Европу, почти без денег — у него был лишь вексель его верного банкира Соломона, с помощью которого он оплатил проезд своей семьи в Англию. Император Фердинанд заменил Меттерниха его главным врагом Коловратом и обещал конституцию. Как и везде, когда новый парламент выбрал двухпалатный парламент в английском духе с имущественным цензом для нижней палаты, радикальные демократы — главным образом студенты, вроде Бернгарда Бауэра, не принадлежащего ни к одной партии кузена Германа Гольдшмидта, — высыпали на улицы (15 мая), вынудив самого императора бежать в Инсбрук. После того как Учредительное собрание оказалось довольно консервативным (депутаты-крестьяне довольствовались отменой крепостного права) и революционное правительство попыталось урезать деньги на общественные работы, снова начались беспорядки: в июле рабочие объявили забастовку, а в октябре студенты совершили отчаянную попытку государственного переворота.

Крах власти Габсбургов в центре империи породил цепную реакцию во всей Центральной Европе. В Пруссии беспорядки уже начались в Рейнской области, но после новостей из Вены настроение изменилось и в Берлине. 17 марта, после нескольких дней массовых демонстраций, Фридрих-Вильгельм IV как будто капитулировал, согласившись на конституцию, но одновременно развернул войска для поддержания порядка. Как и в Париже, реформа переродилась в революцию после нескольких выстрелов по демонстрантам, которые дали испуганные солдаты в центре города. Схватки продолжались больше суток; потом император сдался, выпустив несколько прокламаций для берлинцев, пруссаков и — что важно — «немецкого народа». Как и в Бадене, Вюртемберге и Ганновере, министрами стали либералы, хотя все, кто приняли посты, вскоре поняли, как трудно совместить собственные надежды на экономическую и политическую свободу с более радикальными целями ремесленников, студентов и рабочих. Некоторое время казалось, что народ может объединиться только на почве национализма. Таким образом, с самого раннего этапа немецкая революция была не просто вопросом конституционной реформы в государствах; она сулила параллельную трансформацию самого Германского союза.

Последствия падения Габсбургов сказались не только в Германии. В Праге умеренные либералы вроде Франтишека Палацкого настаивали на созыве современного парламента, основанного на имущественном цензе, вместо устаревшего богемского ландтага. В Венгрии, Хорватии и Трансильвании наблюдались те же сепаратистские настроения, сдобренные различной степенью либерализма. То же самое было в Италии, хотя все началось не одновременно. Так, революция в Королевстве обеих Сицилий началась рано: 6 марта Фердинанд II даровал Сицилии отдельный парламент, а вскоре был там свергнут; через два месяца он позволил парламенту собираться в самом Неаполе. В Пьемонте и Папской области Карл Альберт и Пий IX пошли на такие же уступки; оба они даровали конституцию в марте. В Венеции и Милане революция приняла форму мятежа против австрийского владычества. Как и в Германии (хотя в меньшем масштабе) некоторые революционеры видели возможность объединить Италию, сделав ее не просто географическим термином.

Почему Ротшильдам революция 1848 г. казалась «худшей из всех»? Важно заметить, что их реакция не сводилась к одному лишь неприятию либеральной или республиканской формы правления. Отношение к революции у членов семьи широко варьировалось. На одном конце спектра находился Соломон, казалось, почти не способный истолковать постигшие его бедствия в других терминах, кроме религиозных. Когда он не пытался оправдать собственные финансовые ошибки в бессвязных письмах к братьям и племянникам, Соломон называл революцию то неудачным стечением обстоятельств, которого можно было избежать и в котором он обвинял некомпетентность Луи-Филиппа, тщеславие князя Меттерниха и безответственность Палмерстона, то как потрясение всемирно-исторического масштаба, сравнимое не только с 1789 г., но и с крестьянскими восстаниями, крестовыми походами и библейским нашествием саранчи. Как бы там ни было, он усматривал в революции божественное испытание веры.