Книга Число зверя - Роберт Хайнлайн

Смутное ощущение, что романы созданы механической стыковкой двух разных произведений, постепенно трансформировалось в подозрение, а подозрение вылилось в гипотезу: допустим, случилось так, что автор внезапно исписался. У него возникла боязнь чистого листа, отсутствуют идеи или что-то в этом роде. Как поступит автор? Конечно же, он полезет в закрома и достанет оттуда черновики недописанных произведений. И вот он сдувает с них пыль, перечитывает и начинает писать продолжение. Естественно, годы прошли, прежние мысли и идеи уже не кажутся такими захватывающими (да они и не были таковыми в момент написания, иначе рукопись не отправилась бы в архив), поэтому дописывает роман совсем другой человек и завершает некогда начатый сюжет совсем другая концовка, с другими акцентами и совсем-совсем другими идеями. Конечно, это была так себе гипотеза, мне нечем было ее подтвердить, кроме своих субъективных впечатлений, и тогда я не знал, что именно так и была написана «Марсианка Подкейн». Но «Подкейн» была вне всяких подозрений – и плохо замазанные швы мне виделись только в «Коте» и «Звере». С умозрительными гипотезами всегда так – они либо не работают, либо срабатывают не там, где ожидалось. Но если насчет «Кота» я (по-видимому) заблуждался, то «Число Зверя» действительно оказалось гибридом – хотя между написанием части «До» и части «После» прошло совсем немного времени.

До: «Панки-Барсум»

Итак, с чего началась эта история? Она началась с очень длинной паузы: после 1973 года вплоть до 1980 года Хайнлайн не опубликовал ни одной книги. Не то чтобы он вообще ничего не писал, он написал и прочитал лекцию в альма-матер, написал две научно-популярные статьи о биологии крови и Поле Дираке, подготовил переиздания старых вещей… но при этом Боб не написал ни строчки беллетристики. К 76-му году у писателя наступил упадок физических сил, Хайнлайн спал по шестнадцать часов в день, а оставшиеся восемь проживал как в тумане. Кровоснабжение левого полушария мозга было нарушено, и писатель медленно и неотвратимо приближался к состоянию овоща. И все же в 1977 году после четырехлетней паузы Боб собрался с силами и снова сел за машинку. Ему было тяжело, он чувствовал приближение финала, и за поддержкой он снова обратился к прошлому, чтобы оттолкнуться от него в будущее. Но на этот раз он не стал переосмысливать свои прежние «ювенильные» темы, а двинулся еще дальше, к истокам, к той искре, что пробудила в нем любовь к фантастике. «Алиса в Стране чудес», «Путешествия Гулливера», «Волшебник из страны Оз», «Принцесса Марса» и «Серый Ленсмен» Дока Смита. Хайнлайн взял их миры и героев, поместил всех в разные вселенные и объединил историей приключений четырех беглецов на чудесной машине, скачущей по множественным вселенным Мультиверсума. Теоретической основой этого мэш-апа стал «эсхатологический пантеистический коллективный солипсизм», или, иначе говоря, концепция «Мир-как-Миф», согласно которой все выдумки реальны, а реальность – та же выдумка. Не зря в качестве названий частей романа Хайнлайн взял известную притчу Чжуанцзы о мудреце, которому приснилось, что он – бабочка, а проснувшись, он не мог понять, кто он: то ли мудрец, которому приснилось, что он бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она – мудрец. Главные герои романа тоже весьма затейливы – по сути, это расщепление одной личности наподобие «Алхимического марьяжа Элистера Кромптона» Роберта Шекли. Каждый из них является носителем гипертрофированного свойства характера (или одной из четырех стихий – Дити-вода, Хильда-огонь, Джек-земля, Зеб-воздух). Хайнлайн давно пытался использовать смену углов зрения для придания глубины картине, но никогда не распространял этот прием на весь текст. Конечно, он не пытался сделать что-то радикальное (условно говоря, написать свои «Ворота Расемон»), он всего лишь пытался добавить немного стереоскопичности, но это был серьезный стилистический эксперимент. Еще более затейлив роман текстуально: он насыщен шутками, каламбурами, чехардой раскавыченных цитат и анаграммами. Например, имя всеми нелюбимого профессора (возможно, замаскированной «черной шляпы») Neil O’Heret Brain – это анаграмма имени rOBert A. HeiNlein. Одним словом, роман «Панки-Барсум» был замечательной постмодернистской задумкой… вот только реализация подкачала. И подкачала очень сильно.

Эпизоды во вселенных Берроуза и Смита были реализованы в форме фанфика. Причем фанфика самого худшего образца, такого, где герой попадает в литературное произведение не для того, чтобы узнать, что скрывалось за кадром, или для того, чтобы «исправить» сюжет, – нет, фанфики такого сорта создаются не ради переосмысления или переработки базового литературного материала, все их действие направлено лишь на утверждение превосходства героя над беззащитными литературными персонажами. Герои таких фанфиков лгут, выдавая себя за важных персон, напропалую занимаются читерством (пользуются тем, что знают сюжет до конца и в курсе подноготной всех персонажей), а в качестве дополнительного бонуса у них есть зажигалка, АК-45 или чудо-автомобиль. Сюжет играет с ними в поддавки, за ними следуют стада роялей, они не терпят поражений и неудач, и когда нужно произнести «клато, верато, никто» – они ни за что не спутают слова. Старая добрая формула: «И тут появляюсь я – и все удивились».

Герои Хайнлайна обильно лгут, выдают себя за важных персон и требуют к себе особого отношения. Они капризны, они ведут себя вызывающе, они просто неприятны. Они легко запудривают мозги доверчивым барсумианам или ленсменам. Они не пренебрегают читерством. И у них есть чудо-автомобиль.

Возможно, Хайнлайн слегка перемудрил и копнул чересчур глубоко, взяв за основу самые базовые, самые дремучие читательские инстинкты – для лучшего маркетинга. Возможно, выбрав эту форму, он хотел таким образом поиздеваться над особенностями читательского менталитета. А может быть, он слишком вошел в роль, впал в помраченное состояние и дал волю собственным дремучим инстинктам… Как бы то ни было, результат выглядел ужасно: типичные мечты подростка про «битвы чудные меж скал, где всех один я побеждал».

Что самое скверное, сюжет после эффектного появления героев на Барсуме («и все удивились») практически исчезает, в романе не происходит ничего. Только много разговоров и поучений, которые герои Хайнлайна раздают героям Берроуза. Они чем-то напоминают рецепты, которыми Боб пичкал случайных знакомых во время своего кругосветного путешествия – «почему бы вам не устроить такую же демократию, как у нас в Америке? Почему не организовать экономику/промышленность/образование, как у нас, – и у вас тоже все станет хорошо». Если полистать «Королевский вояж» Хайнлайна, в нем полно подобных ремарок. Литературные аборигены простодушно внимают этим мудростям и принимают героев с королевскими почестями. При этом Хайнлайн очень подробно и нудно описывает, кто во что был одет, кто как сидел и кто что сказал. Возможно, это имитация стиля Берроуза, но я, мягко говоря, не поклонник и не могу об этом судить. Из Барсума герои-попаданцы отправляются в другие миры, где тоже ничего не происходит – несколько эпизодических встреч с Белым кроликом, лилипутами, сэром Мордредом и ужин у Глинды в стране Оз. Там они обзаводятся встроенными туалетами, которые окончательно решают проблему регенерации воздуха в машине и становятся неисчерпаемым источником пищи. Затем они отправляются во вселенную Серого Ленсмена Дока Смита, и сюжет вновь впадает в летаргию – королевские почести, разговоры, поучения, «и все удивились». Потом появляется еще одна, описанная очень скудно, вселенная, где герои бросают якорь и вьют гнездо… и тут текст превращается в краткий конспект происходящих событий. Дэймон Найт в свое время очень хорошо описал эту особенность Грандмастера: