Книга Марь - Алексей Воронков

Но те и не думали уходить. Они разбили палаточный городок, вырыли для продуктов погреб и, чтобы показать всем, что они здесь надолго, вдобавок ко всему поставили два новеньких сортира. Задымили походные кухни, запахло борщами да кашей.

– Усе, теперь и я вижу, что это конец, – когда сельчане в очередной раз пришли поглазеть на чужаков, ни к кому не обращаясь, проговорил Фрол. – Вершиннику кругом навалено, што не пройдешь. Это все устроители эти. Хоть бы чистили за собой – нет ведь, привыкли в сраме жить. Взапрятки пошли…

– Ну да, а ведь обещали не ранить тайгу, не губить зазря… – вздохнул Ерёма.

– Эх, люди! – не выдержал Фрол.

Помолчали.

– Ну вот, Фролка, о том я тебе и толковал… – вытирая мокрые от слез глаза, произнес Ерёма. Фрол не ответил ему. А что он мог сказать? Все и так было ясно.

– Однако пошли – что смотреть? – махнув безнадежно рукой, наконец произнес он и поплелся в поселок. За ним потянулись и остальные.

Так, не сговариваясь, и дошли они до колхозной конторы, которой служила старая, обшитая тесом деревянная изба, с фасада которой лупилась зеленая, побитая дождями давно уже выцветшая краска. Стабунились на небольшом пятачке перед высоким крыльцом и в немой надежде стали чего-то ждать. Видно, надеялись, что кто-то сейчас выйдет к ним из казенных дверей и наведет вселенский порядок. Так и стояли, уставившись на эту дверь, лишь порой переводя свои взгляды на побледневший от времени некогда красный флажок, который уныло свисал с высокого конька конторы.

Наконец на крыльце правления появился Тимофей Колдыгин, пятидесятилетний дородный тунгус с большой головой и лицом, похожим на круглую плоскую сковородку. Он был без любимой свой кепки, которая обычно покрывала его вечно свалявшиеся, похожие на мочало седые волосы.

– Ну что собрались? Я ведь не объявлял собрание… – произнес он. В ответ суровое молчание. Председатель растерялся. – Чего надо-то – говорите… – просит он.

И тут завозился народ, зароптал.

– Однако, Тимофей, надо что-то решать, – послышался чей-то голос. – Разве не слышишь – тайгу нашу валят.

– Ну… – уловив вдалеке чужие звуки, произнес Тимофей. – Гудят.

– Глядишь, завтра и поселок наш снесут! – не выдержал Тимофей. – А ты стоишь и не чешешься. Ответь, ты власть или не власть?

– Ну… – снова нукает председатель.

Ерёма ажно ногой с досады топнул.

– Что ты все «ну» да «ну»! – в сердцах бросил он. – Делать-то что-нибудь собираешься? Это же наши земли – или как?

– Ну… – кивает Тимофей.

– Так, значит, воевать за них надо!

Председатель морщит свой широкий сплюснутый нос и чешет пятерней затылок.

– А что я могу сделать? – спрашивает он. – Там власть повыше моей будет – на меня и не глянут, коли я начну говорить.

– А ты кулаком стукни! – подсказывают ему.

Тот лишь машет рукой.

– Да вы что? Они ж меня тогда с говном смешают.

Притух народ после этих слов. Стоит, думает. А кто не думает, тот вздыхает.

– А может, Митряя Никифорова попросить?.. – несмело предлагает Ерёма. Он стоит в первых рядах, и председателю хорошо его видно.

Тимофей хмыкнул:

– И что он, Митряй твой, сделает против такой державы? Ты что, Ерёма, газеты не читаешь?..

Ерёма усмехнулся, и сделал он это с какой-то откровенной подначкой.

– А откуда у нас тут газеты? Или ты нам их привозишь на самолете? – проговорил он.

– Тогда радио слушай, – советует ему председатель. – По радио про весь мир можно узнать. Ты, к примеру, можешь мне сказать, какая пятилетка у нас сейчас на дворе? А-а, вот и не знаешь…

– Ну коль знаешь – скажи, – требует Савельев.

Председатель снова чешет пятерней затылок, вспоминает.

– Десятая… – наконец вспомнил он. – Нет, вру… Девятая заканчивается, десятая потом будет.

– Ну и что? – задиристо спрашивает Ерёма. – Нам-то, говорю, что из того?

Председатель пожимает плечами. Не знаю, мол, говорю, что слышал.

– Ну а про «железку», что ты слышал по своему радио? – спрашивает пожилой тунгус, которого все тут звали Шакшоем. Когда-то он слыл добрым охотником. В основном охотился на диких оленей, шакшоев, потому и прозвали так. И сам он был похож на старого гордого бэюна – высокий, сухой, костистый. Ноги у него до сих пор сильные, как у того молодого оленя, хотя и стар. За жизнь-то набегал.

Тимофей разводит руками.

– Москва велит строить, – говорит. – До самого Якутска дорогу-то эту поведут. А там поезда по ней пустят.

– Да знаем мы это! – кричат ему. – Ты скажи, останется тайга или ее всю изведут?

Председатель пожимает плечами:

– Об этом не говорят…

– Еще бы! – усмехнулся Ерёма. – Скажет тебе вор, что у него на уме.

Председатель строго смотрит на него, потом переводит взгляд на стоящего здесь же участкового Саенко. Как, мол, тот отреагировал на крамольные слова охотника? Но Саенко будто бы мимо ушей пропустил замечание Ерёмы. Но голос свой он все же подал.

– Ну, буде, граждане, – говорит, – идите домой, что без толку митинговать? Потом вам все доложат.

– Ага, – ершится Ерёма, – пока нам доложат, эти лешие всю тайгу изведут. – И тут же: – Я все-таки предлагаю к Митряю Никифорову идти. Старики рассказывают, что во время войны он постоянно с духами общался; однако, те и помогли эту войну нам выиграть.

– Ерунда это все, Савельев! – поморщился Саенко. – Зачем пропагандируешь невежество?

– А вот и не ерунда! – горячится Ерёма. – Ты человек пришлый и ничего не знаешь, а мы знаем… Давай-ка, председатель, сходи к Тимофею… Попроси от имени всего поселка…

– Сходи, сходи! – раздалось со всех сторон. – Однако, поможет…

– Да чем он вам поможет? – пытается образумить соседей Саенко. – Ну, что он сделает? Порчу на строителей наведет? Так это подсудное дело… Да и не верю я ни в какую порчу… А может, заколдует кого? – Он широко улыбается. – Сказки это все, товарищи, сказки!.. Давайте-ка расходитесь.

Но народ как стоял, так и остался стоять.

– Сходи, председатель! Сходи к Тимофею! – не умолкают люди.

Председатель не выдерживает такого напора.

– А вы Ерёму просите! – говорит он. – Это ж его родич.

Все обращают взоры к Савельеву.

– Давай, Ерёма, сходи! Сам говорил – поможет…

– Ну хорошо, коль поручаете – я согласен, – ответствует охотник.

В общем, было решено, что на переговоры с шаманом идет Ерёма. А тот не стал откладывать это дело в долгий ящик. Как только закончился митинг, тут же и отправился на другой конец поселка, где жил Тимофей Никифоров.