Книга Если он неотразим - Ханна Хауэлл

— Тогда откуда же все знают, что он повеса?

— Осмотрительность заключается в том, что никто не может доказать происходящее, кроме непосредственных участников, то есть интрижку не афишируют перед каждым любопытным.

— Думаю, я никогда не пойму светское общество.

— И не пытайся.

— И наша беседа только подтверждает это. Пусть Хартли продолжает свои попытки выведать секреты от мадам Клодетты. — Алтея удивилась — оказывается, ей больно даже просто говорить об этом. Она уже догадывалась — ей грозит опасность отдать не только свою девственность слишком красивому маркизу Редгрейву. — Меня бы очень удивило, если бы он смог сейчас находиться в одной комнате с этой дамой. Неужели он не увидел бы кровь на ее руках, может быть, кровь его племянников, ведь это она бросила их одних во Франции, убив всю семью? Должно быть, он пытается придумать, как ему откреститься теперь от этого задания.

— Тебя это так волнует?

— Не могу сказать, что мне будет очень приятно наблюдать за тем, как он очаровывает другую даму, когда мне очень хочется, чтобы свои чары он расточал на меня. Но пусть она понесет справедливое наказание. Не только за жизни, которые она уже взяла, но и за те, которые она только собирается взять.

— Например, жизнь Редгрейва.

— Именно. Помнишь, я видела ее в своем видении, когда держала медальон Жермен? У графини было двое детей, хороший муж, и ее, такую молодую, убивают, чтобы эта женщина могла завладеть драгоценностями. Если бы не сообразительность и сильный характер Жермен, на берегу погибли бы четверо детей. Она убила всех только ради выгоды, и это терзает меня. О да, у нее могло быть множество других причин, помимо простого грабежа и мести, но в глубине души я знаю: все эти причины ничто по сравнению с ее алчностью и тщеславием.

— Почему-то я не верю, что из такой женщины можно вытянуть информацию, соблазнив ее.

— Да, это не поможет. Но начальники Хартли думают именно так, а Хартли, кроме всего прочего, образцовый солдат. Поскольку он не может сообщить начальству, каким образом он получил эти сведения о Клодетте, он, я думаю, продолжит игру.

— Скоро мы увидим, будет ли он играть, — заметил Яго, когда их карета остановилась у элегантного особняка, ярко освещенного факелами. — И он, и мадам Клодетта будут сегодня вечером здесь.

Когда Алтея в сопровождении своего дяди вошла в дом Лорингов, где уже начался пышный бал, она с трудом подавила в себе желание немедленно развернуться и убежать. Умом она понимала, что Хартли только ведет с Клодеттой игру, что ему приказано ухаживать за шпионкой и что, поступая так, он, возможно, найдет ключ, который приведет его к племянникам, но сердце такое понимать не захочет, это Алтея тоже знала. Сердце будет кровоточить всякий раз, как он будет улыбаться Клодетте. Бал, который мог стать еще одним приятным вечером в лондонском высшем свете, очень просто превращался в ужасный кошмар.

— Вижу, ты принял кокетливое приглашение мадам, — сказал Олдус.

Хартли поморщился и кивнул, убедившись, что Клодетта в нескольких шагах от него увлеченно беседует со своей сестрой. Может быть, записка Клодетты и была кокетливой, но требование сопровождать ее сегодня вечером было очень четким. Едва он отходил хоть на шаг от нее, она сразу давала понять, что ей это не по вкусу. Прежние успехи сделали ее самонадеянной, а самонадеянные люди проигрывать не любят.

Итак, он будет флиртовать и улыбаться. Он будет сопровождать ее повсюду. Возможно, случайным поцелуем или лаской он даже пообещает ей большее. Но он знал, и чего не сделает, не сделает никогда — не ляжет с ней в постель. От одной мысли об этом его тошнило.

— Она не даст мне информации, которую мы ищем, — убежденно сказал он. — Она ведет эту игру ради своих собственных целей, Олдус, а не потому, что она хочет получить меня в любовники.

— Я согласен, — сказал Джиффорд, протягивая Хартли бокал. — Чем больше мы узнаем ее, тем больше я убеждаюсь — она не из тех, кто выдаст себя в постели. Однако она надеется, что ты поступишь так же, как другие. Петерсон и Роджерс умерли, потому что какой-то дурак проболтался, попав в ловушку страсти. Самое лучшее, что ты можешь сделать, это нечаянно проболтаться, выдать ложную информацию, которая приведет ее в западню, но такие трюки редко удаются. А как мы скажем нашему начальнику Уилсетту, что это только пустая трата твоего времени?

— Мы что-нибудь придумаем, прежде чем тебе придется уложить ее в постель, Хартли, — успокоил друга Олдус.

— Я не хочу и не могу волочиться за ней, — заявил Хартли так жестко и свирепо, что это удивило его самого. — Меня начинает тошнить, даже когда я целую ей руку, потому что эта рука в крови невинных детей. Уверен, у меня ничего не получится, даже если она применит для этого все свое искусство соблазнения. Мое отвращение к ней опасно. Она злобная гадюка, к тому же еще и живучая, и хитрая. Она скоро поймет, что мой пыл фальшивый, что что-то во мне изменилось, и не в ее пользу. Мне лучше исчезнуть, и как можно скорее.

Олдус кивнул:

— Понятно. Я этим займусь.

— Возможно, нам стоит пойти к Уилсетту и сказать ему: мы уверены — соблазнение на Клодетту не подействует, это может даже вызвать у нее подозрение. — Джиффорд пожал плечами, когда друзья посмотрели на него. — А почему нет? Обычно он доверяет нашим суждениям в таких делах.

— Мысль хорошая, Джиффорд, — сказал Хартли, зная, что непосредственный начальник действительно доверяет им. — Уилсетт может просто согласиться с нашим мнением, и тогда нам не придется объяснять причину. К несчастью, Уилсетт отправился домой в Хэмпшир, его жена скоро должна родить первенца.

— Я могу поехать и поговорить с ним.

— Мы оба поедем, — сказал Олдус.

Хартли открыл рот, чтобы сказать, что им не следует беспокоить Уилсетта в такое время. Потом он взглянул на Клодетту, та улыбнулась ему. Он улыбнулся ей в ответ, но потому, как слегка прищурились ее глаза, понял — что-то насторожило ее. Она начала что-то подозревать, чувствуя в нем изменение, которое он старался скрыть. За долгие годы он уже стал специалистом по скрыванию своих чувств и подозрений, но на этот раз все касалось лично его. Для всех было бы безопаснее, если бы он отошел от нее прежде, чем ее подозрение перерастет в твердую уверенность.

— Да, — согласился он. — Поезжайте. Я вижу, что провалил роль пылкого влюбленного. Уверен, она уже заметила перемену во мне. Прошлым вечером я понял: хоть я и не любил Клодетту до встречи с Вонами, я считал ее просто продавцом информации, жадной интриганкой, которую не волнуют чужие жизни. Теперь, когда нахожусь рядом с ней, я постоянно борюсь с желанием схватить ее за шею и попытаться вытряхнуть правду.

Олдус откашлялся.

— Да уж, на любовника это не похоже. — Он ухмыльнулся. — Держись, старина. У Клодетты слишком много влиятельных союзников, которые освободят ее, если мы попытаемся допросить, не имея доказательств, необходимых для того, чтобы они от нее отказались. К тому же она хитрая и понимает, кто может, а кто не может выполнить такую угрозу. Ты не можешь. Не в здравом уме. Ты, не колеблясь, предоставишь ее суду, которого она заслуживает, но ты не палач. И уж точно не убьешь женщину.