Книга Одиссея батьки Махно - Сергей Мосияш

— С-согласен, — кивнул Михно и в уголке глаз его сверкнули слёзы. — И-и благодарю вас.

— Ну что ж, товарищи, — оглядел Махно присутствующих свидетелей. — Поверим честному слову комиссара Михно?

«Свидетели» промолчали, но Нестор не растерялся:

— Молчание — знак согласия. Вы свободны, Михно. Ступайте, и чтоб я больше не видел вас в этой яме. Имейте гордость.

Когда обалдевший от счастья Михно удалился, Савин спросил:

— А как я оправдаюсь перед Богдановым?

— Вы думаете, военком помнит, кого он упёк сюда? Впрочем, мы составим акт или протокол, как он там называется, и все трое подпишем.

Миргородский засмеялся:

— А потом сядем вместо вашего Михно.

— Эх вы, революционеры, — молвил, не скрывая неприязни, Нестор.

9. Я поверил в вас

Конечно, такая «разгрузка» тюрьмы не очень понравилась в Александровском ревкоме, но в глаза сказать об этом товарищу Махно никто не решился.

— Надо найти предлог и отправить его назад в Гуляйполе, — посоветовал Миргородский.

— Но ведь он сразу уведёт гуляйпольский отряд, а тот уже начал обезоруживать казаков, — отвечал председатель Лепик. — Вы ведь тоже революционер, должны как-то договариваться с ним. Влиять на него.

— С ним договоришься. Он уже спрашивал у меня, где достать побольше динамита? Хочет взорвать тюрьму.

— Господи, только этого нам ещё не хватало.

— Тюрьма, говорит Махно, это символ царского деспотизма, это мир насилия. И провозглашая свободу, мы должны уничтожить этот символ.

— Фантазёр, — резюмировал Лепик. — Впрочем, все анархисты витают в облаках фантазий князя Кропоткина. Ничего, суровая действительность вас живо протрезвит.

— Позвольте заметить, товарищ Лепик, что я эсер, не анархист. Так как всё-таки решим с Махно?

— Как, как? Вот пропустим на Дон казачьи эшелоны, там что-нибудь придумаем. Ваше дело, Миргородский, притормаживать Махно и уж ни в коем случае не приискивать ему динамита.

— Я что, сумасшедший?

— Обставьте разгрузку кучей формальностей, допросы, анкеты, справки, отчёты и наконец обязательно резолюцию ревкома. Мою резолюцию. А уж я постараюсь не спешить с ней.

— А как дела с разоружением казаков? — спросил Миргородский, решив сменить тему разговора.

— Да вроде сдвинулось. Первый эшелон пропустили. Рядовые казаки без спору сдают оружие, только просят оставить им коней и сёдла, а вот с офицерами тяжелее. Некоторых несговорчивых гуляйпольцы сбрасывают в Днепр, благо там полынья под берегом.

— Варварство, — заметил Миргородский.

— Вы белоручка, Миргородский. Если б казаки прорвались на Левобережье с оружием, то нас с вами спустили бы под лёд и не поморщились. Тут выбирать не из чего, либо они нас, либо мы их. Лучше мы.

Однако медлить ревкому не приходилось. Войска Центральной Рады заняли Екатеринослав[7] и теперь под угрозой оказался Александровск. Махно вызвали в ревком.

— Спасибо за помощь, товарищ Махно, — дипломатично заговорил Лепик. — Ваш отряд отлично справился со своей задачей. Казаки отбыли.

— Завалив город конским навозом, — усмехнулся Нестор.

— Ну, что делать? С этим как-нибудь управимся. Я что хотел вам сказать, Нестор Иванович, вам с отрядом, видимо, надо уходить в родные края. Не дай бог гайдамаки вздумают обходить Александровск, ваше Гуляйполе некому защитить будет.

— Нам необходимо оружие. Казаков мы зря что ли разоружали?

— Тысячи полторы-две винтовок мы сможем выделить, товарищ Махно. Но ведь и нам надо будет вооружать горожан, когда накатятся гайдамаки.

— А патроны?

— Патронов, увы, нет. Но на станции Пологи находится товарищ Беленкович — начальник южного резерва. Попробуйте с ним договориться. У него должны быть патроны и снаряды.

Ещё в поезде, направлявшемся из Александровска на Пологи, Махно обсудил со своими помощниками ситуацию.

— У начальника южного резерва Беленковича есть оружие, давайте подумаем, как уговорить его, чтоб нам не было отказа.

— Надо, прежде чем заикаться об оружии, угостить его как следует, — сказал Сава Махно. — Показать ему наше уважение.

— Точно, — поддержал Лепетченко, — за чаркой легче всего договориться. Я, например, собутыльнику ни в чём не отказываю.

На том и порешили «уважить» товарища Беленковича, чтоб у того и мысль не явилась отказать товарищам революционерам.

— Значит, так, товарищи, я приглашу Беленковича к нам в Гуляйполе, завезу в нашу коммуну. Глядите, чтоб кто-нибудь раньше времени не вякнул об оружии, — предупредил Махно.

— А тебе, Саша, надо свою чёрную гвардию к параду подготовить. Сейчас приедем, разбегутся все по домам. Предупреди. Пусть прогарцуют перед высоким гостем. Под кого-то оружие надо будет просить. Виктор, по приезду озаботься, чтоб в штабе всё ладом было. Подметено и прочее, караульные, рассыльные. Я с ним приеду из коммуны, там чтоб была самогонка, закусь.

— Нестор Иванович, так нельзя.

— Почему?

— В штабе не должно быть ни закуски, ни тем более самогонки. Он может подумать, мол, у них не штаб, а пивная.

— Ну смотри, Витя, тебе видней, ты начальник штаба. Тогда ты, Сава, забеги к маме и помоги ей с приготовлением да и свою жену подключи. Ну и, конечно, первачка расстарайся.

Поезд, въезжая на станцию Пологи, ещё не успел остановиться, как с подножек стали спрыгивать самые нетерпеливые. На платформе толпились кучера, коноводы и особенно много женщин, прибывших встречать своих воинов-гуляйпольцев. Привокзальная площадь была забита телегами, тачанками, засёдланными конями. Среди встречающих Махно увидел Председателя Совета Серёгина, помахал ему рукой.

— Виктор, Сава, давайте возглавляйте колонну и двигайте. А мы с Григорием Ивановичем пойдём к военкому. Выедем позже, заедем в нашу коммуну, так что у вас хватит время подготовить встречу.

Махно с Серёгиным направились в комендатуру, где и нашли начальника южного резерва Беленковича. Это оказался молодой, улыбчивый белокурый человек в короткой бекеше и в мерлушковой фуражке.

— О-о, товарищ Махно, — воскликнул он после представления гостей. — Давно хотел с вами познакомиться. Очень рад. Я слышал, что вы ещё при Керенском создали коммуны в поместьях.

— Да. Пока у нас три коммуны.

— Как бы мне хотелось посмотреть их.

— Я буду только рад, товарищ Беленкович, показать вам свою коммуну, — молвил Нестор, действительно ликуя в душе, что Беленкович сам напросился в гости. — Тачанка ждёт нас.