Книга Русская армия между Троцким и Сталиным - Леонид Млечин

Партию возглавлял Андрес Перес Нин. Нин был одним из руководителей испанской Национальной конфедерации труда и в 1921 году приехал в Москву для участия в учредительном конгрессе Красного Интернационала профсоюзов. Его избрали членом исполкома Профинтерна. Он остался в Москве, вступил в ВКП(б), его избрали депутатом Моссовета, включили в состав Исполкома Коминтерна. Нин был сторонником Троцкого, поэтому в 1926 году его вывели из руководящих органов Коминтерна и Профинтерна. В 1928-м исключили из ВКП(б). В 1930-м выслали из Советского Союза. Он вернулся в Испанию.

В 1932 году он возглавил организацию «Левые коммунисты Испании». Через три года принял участие в создании Рабочей партии марксистского единства, его избрали политическим секретарем. Андрес Нин и его партия внесли большой вклад в борьбу против Франко. ПОУМ сформировала из своих сторонников дивизию и отправила ее на фронт.

Каталонские марксисты обвинили Сталина в создании «бюрократического режима» и пригласили Троцкого в Барселону, чтобы возглавить настоящих марксистов. Они восхищались Троцким и критически относились к московским процессам, на которых судили видных революционеров. Но многие испанцы считали, что сейчас не время критиковать Москву: русские дают оружие!

Нин был очень популярным человеком в Каталонии. В сентябре 1936 года его сделали министром юстиции в региональном правительстве Каталонии. Но советские посланцы, в первую очередь представительство НКВД в Испании, повели против Нина и его партии скрытую борьбу.

Испанская компартия, получив указание из Москвы, обвинила ПОУМ в пособничестве фашизму. Милицейские батальоны ПОУМ расформировали. По приказу Москвы Нина вывели из кабинета министров Каталонии. С помощью агентов НКВД ПОУМ была объявлена вне закона и уничтожена. В июне 1937 года сорок руководителей ПОУМ были арестованы по сфабрикованным НКВД обвинениям в сотрудничестве с фалангистами Франко.

Арестовали и самого Андреса Нина. Но этого было недостаточно для Сталина. Нина вывезли из тюрьмы на машине и убили. В Испании полагают, что это сделали люди НКВД. Документы советской госбезопасности на сей счет не рассекречены.

* * *

Антонов-Овсеенко справился со своей задачей. Но его самого это не спасло. Он уже был включен в черный список как бывший соратник Троцкого.

Осенью 1937 года его отозвали из Испании и назначили наркомом юстиции РСФСР. Возможно, он наивно полагал, что получил повышение. В реальности пост наркома был всего лишь приманкой, чтобы он вернулся на родину, а не попросил политического убежища.

На этой должности он не провел и месяца. 13 октября ночью Антонова-Овсеенко арестовали. В его деле только один протокол допроса. Через месяц после ареста он подписал показания о том, что был германским и польским шпионом и выполнял в Испании задания Троцкого.

Больше никаких материалов в его деле нет! Но Антонов- Овсеенко был арестован по личному указанию вождя, и у следователей даже не было необходимости стараться, собирая какие-то показания.

8 февраля 1938-го его дело рассматривала военная коллегия Верховного суда. Бессменный председатель коллегии армвоенюрист (военное звание административного состава РККА, приравненное к генерал-полковнику) Василий Васильевич Ульрих задал традиционный вопрос:

— Подтверждаете свои показания, данные на предварительном следствии?

— Нет, — мужественно ответил Антонов-Овсеенко. — Все мои признания ложные. В результате истязаний я оговорил себя.

Его слова не имели никакого значения. Обвиняемого приговорили к расстрелу. 10 февраля приговор привели в исполнение. Из четырех первых вождей Красной армии он погиб первым.

Глава вторая

ВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ В ЗВАНИИ ПРАПОРЩИКА
НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КРЫЛЕНКО

С кем останется армия?

Взять власть в Петрограде оказалось для большевиков довольно легким делом. Удержать ее было посложнее. Войска командовавшего 3-м конным корпусом генерал-лейтенанта Петра Николаевича Краснова, верные Временному правительству и Керенскому, двинулись к столице, чтобы подавить мятеж.

В распоряжении советского правительства не было регулярных войск, способных вести боевые действия. Началась мобилизация всех сил, готовых поддержать большевиков. Больше всего сторонников новой власти было на Северном фронте, близком к Петрограду.

28 октября 1917 года Николай Васильевич Крыленко, один из народных комиссаров по военным делам, отправил комитету 5-й армии Северного фронта радиограмму:

«В Гатчине стоят эшелоны Керенского с артиллерией, сам он там и издает приказы. Двиньте ему вдогонку верные революционные полки и накажите предателя и изменника».

Военный моряк Федор Федорович Раскольников, заканчивавший в тот момент гардемаринские классы и избранный заместителем председателя Кронштадтского Совета, вспоминал: «Я прошел в следующую, совершенно пустую комнату, где за единственным столом сидел, согнувшись над картой, Н.В. Крыленко и показывал начальникам уходивших на позиции отрядов назначенные им боевые участки. Отпустив торопившихся на позиции красногвардейских командиров, Н.В. обернулся ко мне и показал черневшую на карте точку: — Вот ваше место. Это около Царскосельской железной дороги. Здесь имеется мост, который вам и придется защищать».

Американский журналист Альберт Рис Вильямс описал выступление Крыленко перед солдатами в Михайловском манеже, где находились броневики. Солдат надо было привлечь на свою сторону.

«Крыленко кончил свою страстную речь возгласом: «За Керенского — направо! За Советы — налево!» Серая масса солдат двинулась налево. Громкие радостные крики. Шоферы залезают в броневики, выхлопы моторов, и вот уже огромные стальные дьяволы тяжело движутся по улицам, и синие стволы пулеметов готовы поливать пулями контрреволюционеров».

Но на стороне большевиков в те дни сил было так мало, что все висело на волоске.

По Петрограду распространились слухи о том, что Керенский одержал победу в Царском Селе и его войска идут на Петроград. В Смольный институт пришел капитан Жак Садуль, атташе при французской военной миссии в России. Садуль восторгался Октябрьской революцией, что, впрочем, не удивительно — его мать участвовала в Парижской коммуне.

«После вестибюльной сутолоки солдат, вооруженных товарищей с серьезными лицами, — длинные темные и пустые коридоры, — рассказывал потом Садуль в книге «Записки о большевистской революции». — Четверо красногвардейцев с примкнутыми штыками окружают меня и ведут на третий этаж, где в полутемном зале сквозь сизый дым различаю безмолвно сидящих человек тридцать при оружии.

Через деревянную перегородку слышатся голоса. Открывается дверь. Подходит офицер, представляется: Крыленко, министр, вернее, народный комиссар по военным делам. Невысокий, живой, седеющий. Стальные глаза. Он заметно удивлен моему появлению, но идет звать Троцкого…

Мы беседуем пять минут в присутствии Крыленко. Как всегда очень спокойно и трезво Троцкий излагает мне ситуацию, по крайней мере, то, что он считает нужным мне сообщить. Он меня вежливо успокаивает. Ему известно о поражении в Царском Селе. У Керенского было четыре тысячи казаков, несколько артиллерийских подразделений: