Книга Колёса - Артур Хейли

– Если вы хотите сказать, что мы стали более агрессивными, менее почтительными, – сказал корреспондент “Уолл-стрит джорнэл”, – так это потому, что нас, репортеров, учат быть такими и наши редакторы велят, чтобы мы влезали вам в печенки. Я думаю, что в журналистике, как и во всем, появилось нечто новое. – И задумчиво добавил:

– Мне это порой дается с трудом.

– Ну, а мне – нет, – сказала девица из “Ньюсуик”, – и у меня еще остался один вопрос, на который я не получила ответа. – Она повернулась к Адаму. – Я задала его вам.

Адам медлил. Quo vadis? Этот вопрос, только иначе сформулированный, он иной раз задавал и себе. Однако, отвечая на него сейчас, в какой мере он может позволить себе быть честным?

Элрой Брейсуэйт вывел его из затруднения.

– Если Адам не возражает, – вмешался Серебристый Лис, – я, пожалуй, отвечу за него. Вопреки вашим умозаключениям, Моника, должен вам сказать, что наша компания – а точнее, вся наша автопромышленность – всегда считала себя ответственной перед публикой, более того, она сознает свою роль в обществе, причем уже многие годы. Что же до учета пожеланий потребителей, то мы всегда с ними считались – задолго до того, как слово “потребитель” начало употребляться теми…

Округлые фразы нанизывались одна на другую. Адам испытывал облегчение оттого, что не он отвечает на вопрос брюнетки. Несмотря на всю свою увлеченность любимым делом, он, будучи человеком честным, вынужден был бы высказать некоторые сомнения.

Тем не менее он был искренне рад, что пресс-конференция подошла к концу. Ему не терпелось вернуться к своим “игрушкам”, среди которых, как любящая, но требовательная женщина, его ждала новая модель – “Орион”.

Глава 5

В центре моделирования – примерно в миле от административного здания, где проходила пресс-конференция, – как всегда, сильно пахло гипсом. Люди, работавшие здесь, утверждали, что через некоторое время человек перестает замечать этот несильный, но стойкий запах серы и глицерина, исходивший из десятков тщательно охраняемых конструкторских бюро и лабораторий, опоясывавших круглое строение в центре. Здесь в гипсе рождались модели будущих машин.

Однако посетители с отвращением морщили нос, почувствовав запах. Правда, посетителей-то бывало здесь не так уж и много. Большинство допускалось не дальше приемной или одной из полдюжины комнат, расположенных за ней, но все равно охрана проверяла их при входе и выходе, при них постоянно кто-то находился и им выдавали цветные значки, строго ограничивавшие зону допуска.

Государственные тайны и атомные секреты охраняются порой менее тщательно, чем эскизы деталей будущих машин.

Даже дизайнеры, постоянно работающие в компании, не имеют права свободного передвижения по территории центра. Младших сотрудников допускают в одно или два конструкторских бюро, – лишь с годами они получают большую свободу. Эти меры предосторожности отнюдь не бессмысленны. Дизайнеров нередко переманивают другие компании, и, поскольку в каждом конструкторском бюро или лаборатории разрабатывается какой-то свой секрет, чем больше для сотрудника закрыто дверей, тем меньше знаний, уходя, он уносит с собой. Обычно дизайнеры знают о работе над новыми моделями лишь то, что, как говорят военные, “строго необходимо”. Однако для дизайнеров, которые состарились на работе и уже “привязаны” к компании благодаря появившимся у них акциям и перспективам высокой пенсии, делаются послабления, и им выдается особый значок, который носят как боевую медаль, ибо он открывает многие двери. И тем не менее бывают проколы: время от времени какой-нибудь видный старший дизайнер переходит к конкуренту, предложившему такие условия, которые перевешивают все другие соображения. И с его уходом компания оказывается отброшенной на многие годы назад. Некоторые дизайнеры за свою жизнь перебывали во всех крупных автомобильных компаниях, хотя у “Форда” и “Дженерал моторс” есть неписаное соглашение о том, что ни одна из корпораций не переманивает – во всяком случае, открыто – дизайнеров другой. Менее щепетильна на этот счет компания “Крайслер”.

Лишь несколько человек – руководители проектов и начальники конструкторских бюро – допускались во все помещения центра. Одним из них был Бретт Дилозанто. В то утро он не спеша шел в конструкторское бюро Х по приятному, засеянному травой двору. В данный момент это бюро имело здесь такое же значение, как Сикстинская капелла в Ватиканском дворце.

Заслышав шаги Бретта Дилозанто, охранник оторвал взгляд от газеты.

– Доброе утро, мистер Дилозанто. – И, окинув взглядом молодого дизайнера, легонько присвистнул. – Да на вас же без темных очков смотреть нельзя!

Бретт Дилозанто рассмеялся. Он и без того был весьма колоритной фигурой – длинные, подстриженные по последней моде волосы, спускавшиеся до подбородка баки и аккуратная вандейковская бородка; сегодня к тому же на нем была розовая рубашка с сиреневым галстуком, брюки и туфли в тон галстука и белый кашемировый пиджак.

– Нравится, а?

Охранник ответил не сразу. Это был уже седеющий бывший солдат, раза в два старше Бретта.

– Скажем прямо, сэр, другого такого не встретишь.

– Единственная разница между вами и мной. Эл, то, что я сам придумываю себе униформу. – И спросил, кивнув на дверь конструкторского бюро:

– Много там сегодня народу?

– Да все те же, что и всегда, мистер Дилозанто. Ну, а что там происходит – не знаю, потому что, когда я пришел, мне сказали: “Повернись спиной к двери и гляди прямо перед собой”.

– Вы разве не знаете, что там “Орион”? Вы же наверняка видели машину.

– Да, сэр, видел. Когда приезжали шишки для приема, ее ведь перевели в демонстрационную.

– И как она вам показалась? Охранник улыбнулся.

– Сейчас скажу, мистер Дилозанто, как она мне показалась. По-моему, она вся в вас.

Бретт вошел в здание, и дверь плотно закрылась за ним. “Ничего удивительного, если это в самом деле так”, – подумал он.

Немалая толика его жизни и таланта ушла на создание “Ориона”. Порой, подводя итоги, Бретт думал: не слишком ли много он ему отдал? Не одну сотню раз он входил в эту самую дверь на протяжении насыщенных лихорадочной работой дней и долгих, мучительных ночей, пока из эмбриона идеи родилась готовая машина.

Он с самого начала принимал участие в ее разработке.

Задолго до того, как в конструкторских бюро началась работа над “Орионом”, Бретт и другие дизайнеры засели за изучение статистики рынка, роста населения, экономики, социальных изменений, возрастных групп, потребностей, тенденций моды. Был установлен лимит стоимости. Затем возникла идея создания принципиально новой модели. Несколько месяцев ушло на заседания, на которых плановики, дизайнеры и инженеры вырабатывали принципы создания будущей машины. После этого инженеры сконструировали силовой агрегат, в то время как дизайнеры – и в их числе Бретт – мечтали, потом остановились на чем-то конкретном, и “Орион” стал принимать определенные формы и очертания. Пока шел этот процесс, надежды вспыхивали и гасли; планы претворялись в жизнь, ломались, снова выправлялись; сомнения возникали, утихали, снова возникали. Сотни людей принимали участие в создании модели, во главе же их стояло человек пять-шесть.