Книга Блудный сын, или Ойкумена. Двадцать лет спустя. Книга 2. Беглец - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Консультация по позитиву, или Я тоже параноик
I
– Вы хотели меня видеть?
– Да.
Гюнтер тщательно смоделировал чувственный образ солнца. Детская мордашка, ямочки на щеках. Улыбка. Кучеряшки-протуберанцы – витая проволока. Когда солнышко оформилось, Гюнтер заштриховал его косыми струями дождя – и толкнул вперед, к доктору Йохансону.
Действие заняло ничтожные доли секунды. Просто сказать вслух «солнце» или ткнуть пальцем вверх, указав на светило, вышло бы гораздо дольше. Впрочем, для того, чтобы указать на солнце, Гюнтеру пришлось бы подняться на восемь этажей вверх, минуя тьму-тьмущую охранных постов. Толчок, адресованный доктору, был слабый, осторожный: скорее приглашение, чем настойчивость. В ответ Йохансон дернул уголком рта, намекнув на ответную улыбку, ослабил периметр защиты рассудка и впустил солнышко внутрь.
– Удо, – представился он так, словно они никогда раньше не виделись. – Зовите меня по имени.
– Гюнтер.
– Очень приятно.
– Рад знакомству, Удо. Я много о вас слышал.
Это означало: на том, что было, ставим крест и начинаем все заново, с чистого листа. Для прямого общения менталов не имело значения, эмпат ты, телепат или синтетик-универсал, которому доступны любые варианты контакта разумов. Чувственный образ воспринимался телепатом так же, как информационный пакет – эмпатом. Мозг каждого трансформировал посылку в удобном для него ключе, выжимая этот, образно говоря, апельсин до последней капли сока. «Когда композитор без труда переводит мелодию из тональности в тональность, например из фа-минор в си-минор, – объясняли ментально одаренным детям в специнтернате, – он делает примерно то же самое». Контакт доктора Йохансона и кавалера Сандерсона не был затруднен спецификой их уникальных разумов, а к солнышку с дождевой штриховкой выпускники «Лебедя» привыкли с малых лет. Если требовалось обсудить какой-либо секрет, не предназначенный для посторонних ушей, а присутствие родителей, случайных прохожих или сверстников, не обладающих телепатическим даром, мешало воспользоваться устной речью, менталы слали друг другу «солнце за решеткой». Это значило: говорим о пустяках, о важном думаем. Ребенком, а позже юношей Гюнтер миллион раз пользовался «косым солнышком», но с возрастом необходимость в тайных переговорах исчезла. Наверняка Йохансон прошел аналогичную школу и давно уже не прибегал к особым знакам для посвященных.
Что не помешало ему вспомнить и откликнуться.
– Присаживайтесь. Кофе?
– Сок, пожалуйста. Яблочный.
– Два сока, – сказал Гюнтер девушке, скучавшей за стойкой.
Встречу организовали в столовой минус восьмого этажа, на этаж выше детской. Гюнтер видел в этом некий знак судьбы – и надеялся, что благоприятный. В конце концов, его первая встреча с Миррой тоже произошла в столовой для сотрудников станции наблюдения за Саркофагом. На Шадруване за столиками сидело человек пятнадцать – при желании, восстановив давнюю энграмму, хранившуюся в памяти, Гюнтер мог бы выяснить точное количество посетителей. На Ларгитасе, в бункере, столовая пустовала, если не считать девушки, наливавшей сок, и Гюнтера с Йохансоном. Ну да, Тиран позаботился, чтобы разговор, о чем бы он ни зашел, остался конфиденциальным, без свидетелей. Втайне Гюнтер боялся, что к ним присоединится комиссарша. Присутствие Линды Рюйсдал, ментала высшей квалификации, сорвало бы возможность прямого контакта собеседников. В ее компании Гюнтер и не заикнулся бы о том, что волновало его больше всего. Нет, комиссарша честно охраняла Яна Бреслау, и кавалер Сандерсон был благодарен ей за это.
Пишут, подумал Гюнтер. Пишут разговор. Ладно, пускай. Аппаратуры, способной записать диалог двух менталов, не существовало даже на Ларгитасе, флагмане прогресса. Мысленные образы фиксировала разве что плесень куим-се, но для такой записи собеседникам пришлось бы залезть в ванну с плесенью и полностью снять защитную блокировку разумов.
– Ваш сок.
– Спасибо.
– Всю дорогу хотел пить. – Пригубив сок, Йохансон с наслаждением крякнул. – Так чем могу быть полезен?
– Позитив, – отозвался Гюнтер. – Дайте мне консультацию по позитиву.
Произнеся слово «позитив», он сформировал в мозгу чувственный образ толпы, символизирующей расу энергетов – без конкретного указания, гематры это, брамайны или вехдены, – и подбросил над толпой маленького человечка. Человечек взмахнул ручками, как крыльями, засиял радугой и взмыл в черные небеса, затерявшись среди звезд.
«Антис, – пришло от Йохансона, – человек, от рождения наделенный способностью к переходу в измененное, расширенное состояние…» Доктор цитировал Малую галактическую энциклопедию.
– Я кормлю сына позитивом, – продолжил Гюнтер. – Это облегчает наше общение. Коктейли эмоций я формирую по схеме Бильда: три-шесть-три, пауза, три-пять-два…
– Результат? – заинтересовался Йохансон.
– Раньше мальчик отвечал мне изменением позы.
– Позы?
– Что-то вроде брамайнских асан. Сейчас он все чаще реагирует иначе, более естественно.
– Я знаком с методикой Бильда…
Интерес доктора не был поддельным. Его действительно интересовало все, связанное с Натху. Но во время обсуждения Гюнтер сформировал второй образ толпы – на этот раз символ техноложцев – и вместо черных небес разместил над головами клубящееся облако информации: мысли, чувства, иными словами, ментальную сферу. Выждав крохотную паузу, он подбросил над толпой человечка. Взмахнув ручками, человечек поплыл в облаке – впитывая производную чужих разумов, дыша ею, сортируя и перерабатывая.
Человечек сделался похож сперва на Гюнтера, а затем и на Йохансона. Это был ответ доктора. Менталы – значил ответ. Мы с вами и такие, как мы.
Да, откликнулся Гюнтер. В смысле, нет.
Я о другом.
Человечек превратился в Натху. Оба человечка превратились в Натху Сандерсона – антис над толпой энергетов и ментал над толпой техноложцев. С необыкновенной, пугающей остротой Гюнтер ощутил, как усиливается внимание Йохансона к его демонстрации. Если мериться способностями, данными от природы, то кавалер Сандерсон, пожалуй, был посильнее доктора, но Удо Йохансон куда лучше умел концентрироваться на главном – навык, дарованный опытом.
Кровь ударила в голову, в висках громыхнул пульс. Вот оно, сказал себе Гюнтер. Момент истины. Прекратить? Свести все к шутке?! Нет, кому-то я должен открыться. А дальше – как повезет.
Два Натху полетели навстречу друг к другу – и слились воедино. Близнецы исчезли, остался феномен, состоящий из феноменов, – антис-ментал, взращенный хищными флуктуациями континуума. Не может быть, ждал Гюнтер. Любой человек на месте Йохансона ответил бы: не может быть! У энергетов рождаются антисы. У техноложцев и варваров рождаются менталы. Это правило без исключений, и уж тем более это правило без совмещения противоположностей в одной личности.