Книга Удивительные истории о веществах самых разных. Тайны тех, что составляют землю, воду, воздух... и поэзию - Петр Образцов

Первую мыловарню археологи обнаружили при раскопках Помпеи, там же были найдены и готовые куски мыла. Однако это мыло было довольно жестким и использовалось только для стирки. В древнеримских термах мылись просто горячей водой, иногда с добавлением уксуса. Хотя покоренные римлянами галлы уже случайно получали нечто вроде мыла – посыпая голову пеплом в дни траура, они заметили, что волосы потом хорошо очищаются. Объяснение этому эффекту следует прямо из первых абзацев этой главки – древесный пепел почти целиком состоит из поташа (калиевой щелочи), с помощью которого мог проходить гидролиз сала на волосах, к тому же часто смазанных жиром. Получался раствор калиевого мыла.

Мыло долго было предметом роскоши и ценилось наряду с дорогими лекарствами и зельями. Даже зажиточные люди (средний класс, по-нашему) не могли себе позволить стирать им белье. Для этого использовали разные глины и сок растений. Стирка была трудным делом, и занимались ею чаще всего мужчины. (В Древнем Риме они, мужчины-прачки, назывались фулонами.)

Настоящее твердое мыло придумали не то арабские алхимики, не то итальянские ремесленники, уже в VII веке образовавшие гильдию мыловаров в Неаполе. До конца XIX века мыли исключительно руки и лицо, мыть же тело или стирать с мылом нижнее белье никому не приходило в голову, в том числе и по соображениям дороговизны самого мыла. От неприятного запаха защищались духами.

С началом XIII века основным производителем мыла стала Венецианская республика. Жир для него получали из домашних животных (в том числе, увы, кошечек и собачек), но для производства высокосортного мыла применяли оливковое масло.

Древняя Русь переняла обычай мыться мылом и само это вещество – как и православную религию – из Византии. Уже в XIV веке мыло упоминается в новгородских берестяных грамотах, а в задачнике следующего века есть вопрос об импортном мыле. Петр I, будучи тираном и грязнулей, однако, всячески поощрял мыловарение – может быть, потому, что при нем оно работало на военно-промышленный комплекс – мыло использовали для стирки сукна и парусины, а впоследствии на ситценабивных и красильных производствах.

Вплоть до конца XIX века при варке мыла использовалась зола от сжигания деревьев. Одним из важнейших предметов экспорта России при том же Петре I был поташ (К2СО3) – великий реформатор извел на калиевую щелочь если не половину лесов Европейской России, то порядочную их часть. Из одной столетней сосны можно получить всего‐то несколько килограммов поташа, а в бочку с этой щелочью влезает небольшая рощица. Впрочем, в 1785 году конкурс Парижской академии наук выиграл Никола Леблан, придумавший первый промышленный способ получения соды из обычной поваренной соли. Сжигать деревья больше не требовалось, и уже лет через тридцать мыловары всего мира перешли на искусственную соду.

В Древнем Египте слово «стирка» обозначалось иероглифом, изображавшим две ноги, стоящие в воде, – очевидно, прачки предпочитали топтать белье ногами. Другой вид стирки – битье. Для этого применяли колотушки – доски с ручкой. Били также белье о плоские камни. Особо загрязненные места терли, посыпая их песком. Стирали на доске или мостках на берегу реки.

Следующей ступенью на пути к прогрессу в домашнем хозяйстве стала стирка в корыте. (Да-да, в том самом, которое уже в пожилом возрасте и в «разбитом» состоянии вошло в историю в качестве одного из героев пушкинской сказки о старике и старухе, обитавших у самого синего моря. Кстати, этим ветеранам труда было примерно по 50 лет – женились крестьяне при Пушкине лет в 17, а прожила счастливая парочка вместе «ровно тридцать лет и три года».) Со временем появились приспособления, облегчающие жизнь чистоплотным 50‐летним старушкам. Скажем, в 1852 году русский механик Клифус придумал «цинковый аппарат для стирки белья». Он состоял из все того же корыта и наклонной гофрированной доски, покрытых листовым цинком. Авторы этой книги, давно оставив пору юности мятежной, со всеми ее бурями и страстями, лично видели, как их матушки стирали небогатое белье в корыте с оцинкованной, то есть нержавеющей, доской.

В России Нового времени, в XIX веке, производством мыла занимались в основном иностранцы. Самым известным из них был, пожалуй, некий Брокар, который начал с должности технолога на московской одеколонной фабрике. В эту пору он, подобрав природные ароматизаторы, растворяющиеся в спирте в больших количествах, изобрел не что иное, как духи, а на выручку от продажи патента открыл свое производство – мыловаренное. Он выпускал мыла в виде различных фигур, например, шара или огурца, а для детей – в виде букв алфавита. Однако главным достижением Брокара стало «народное мыло», кусок которого стоил 1 копейку. Этот продукт вызвал революцию в российской гигиене – до этого мыть руки с мылом могли только высшие слои общества, которых во времена юности авторов именовали эксплуататорами и другими нехорошими названиями.

В уже миновавшем XX веке в Америке возник культ чистоты, и потребление мыла возросло в десятки раз. Культ подогревался вездесущей рекламой моющих средств, в том числе – путем финансирования телесериалов для народа (с идиотскими сюжетами и кретинскими проблемами), которые вскоре так и стали называть «мыльными операми».

(Отвлекаясь от благостно-развлекательной интонации, с грустью отметим одно малоприятное применение мыла. Алюминиевые соли нафтеновых и пальмитиновой кислот – алюминиевые мыла – в смеси с бензином используют в качестве напалма. Горящий напалм прилипает к телу, и его невозможно залить водой – несомненное достижение военных химиков-негодяев. Само слово «напалм» происходит от первых слогов названий нафтеновых и пальмитиновой кислот.)

В настоящее время подлинное мыло, то есть продукт из щелочных солей и природных жирных кислот, в значительной мере стало штучным товаром. Так, мыло из оливкового масла продается в Провансе, на родине его изготовления, по 5 евро за довольно скромный кусок. Значительную и с каждым годом все возрастающую часть кусковых моющих средств, как высокопарно выражаются специалисты, изготавливают на основе дешевых синтетических поверхностно-активных соединений. Появились и специфические виды мыла, прежде всего – с антибактериальными добавками. Об этом, между прочим, стоит поговорить и поподробней.

Реклама часто призывает нас мыть руки именно антибактериальным мылом. У нас, застарелых скептиков, возник вопрос – а нужно ли таковое мыло вообще?

Известно, что при мытье рук даже самым обычным туалетным мылом удаляется, чисто механическим путем, примерно 90 процентов всех микроорганизмов, присутствующих на коже. Антибактериальные мыла не только убивают оставшиеся 10 процентов, но и создают на поверхности кожи слой бактерицида, который в течение нескольких часов зверски убивает все вновь появляющиеся бактерии. Хорошо ли это – другой вопрос.

Дело в том, что живущие на нашей коже микроорганизмы представляют собой не просто вредную «грязь», а образуют с человеком симбиотическое сообщество. Да-да! Организм царя природы вообще содержит больше бактерий, чем собственных клеток. При этом кожа в основном покрыта дружественными бактериями, которые, так сказать, держат оборону перед наступающими патогенными микроорганизмами, не давая им размножиться. Замена этих бойцов невидимого фронта на химические агенты типа триклозана, разумеется, приводит к успеху, но временному – как только действие триклозана заканчивается, гадкие мелкие твари набрасываются на выделения наших кожных покровов с удесятеренной силой, мы бы даже сказали, с неприкрытым ликованием. Наш скептицизм подтверждается данными авторитетного FDA – Управления по продуктам питания и медикаментам США, которое не обнаружило никакой достоверной связи между употреблением антибактериального мыла и заболеваемостью инфекционными хворобами. Кстати, вот неплохая аналогия: московские бездомные собаки, часто досаждающие горожанам, на самом деле защищают нас от вторжения гораздо более опасных, больных и агрессивных зверюг из Подмосковья, отсекая их от источников пищи и соблазнительных само– чек. Попытки полностью истребить в общем‐то спокойные московские стаи приведут лишь к появлению в городе более зубастых особей. (Впрочем, есть и более важное соображение – поголовное истребление бездомных зверей приводит к ожесточению нравов, так сказать, к падению морального тонуса населения. Так что вреда от него скорее больше, чем пользы.)