Книга Феодора. Циркачка на троне - Гарольд Лэмб

Вскоре Феодора поняла, что, хотя она одевалась и двигалась как царственная коронованная особа, от неё ожидали большего. Обязанности императрицы были не меньшими, чем у самого могущественного монарха. Задолго до Феодоры женщины занимались государственными делами лишь по принуждению. Ливию сотрясали чудовищные гражданские войны ранней августианской эпохи, после того как египтянка Клеопатра, шестая из династии, взошла на трон на гребне кровавой междоусобицы. На востоке христианство наложило на женщин отпечаток величия, а в Древней Византии они разделяли обязанности мужчин во дворце. Византийские женщины были слишком хитры, чтобы оказаться, подобно древнеримским матронам и девственницам, прикованными к домашним делам и воспитанию детей.

Феодора, которая редко заглядывала в книги, узнала об этом от величественной и высокородной хозяйки женской половины дворца, которая носила тёмный, почти что императорский пурпур. Феодора много узнала и от изящного евнуха Нарсеса из Священной комнаты, который питал своё самолюбие, прислуживая женщинам. Величие Нарсеса было невыносимо: в своих мечтах он видел себя командующим всеми военачальниками. Феодора решила, что он будет полезным союзником, но не другом.

От Нарсеса и пожилых прислужниц у бассейна Феодора слышала рассказы о призраках — тенях былой красоты и горестей в тёмных переходах Священного дворца. Все эти призраки когда-то были живыми патрицианками: отважная Пульхерия, пытавшаяся править за волевого Феодосия; Ариадна, посещавшая ипподром, чтобы вызвать благоволение толпы; но более всего афинянка, прекрасная язычница, выбранная за прелестные глаза и несравненную фигуру и закончившая свои дни в изгнании в Иерусалиме. Рабы, прислуживающие у бассейна, сходились во мнении, что афинянка имела любовников, о которых никто ничего не знал, но она погубила себя, поддавшись соблазну.

Когда Феодора ощущала прикосновение проворных рук, возлагающих ей на голову диадему, украшенную россыпью драгоценных камней и жемчугов, которые гроздьями свисали на уши, она физически чувствовала присутствие этих призраков и осторожно предпринимала попытки стать такой же изящной, как и афинянка. Из-за присущей ей слабости она поздно вставала; ей не нравилась бледность щёк и плотно сжатый рот, и поэтому она заставляла служанок румянить кожу, смягчая краску пудрой; она не могла выносить долгие часы работы, которых так пунктуально придерживалась Пульхерия, и редко встречалась со своими советниками. Феодоре больше нравилось лежать под занавесом на крыше дворца Дафны, ожидая Юстиниана. Там, глядя на ипподром, она благосклонно приветствовала просителей, словно позволяя побеспокоить себя.

В отличие от Юстиниана, в начале своего правления она не ощущала полной безопасности. Патрицианки, возражавшие против её брака, неохотно воздавали ей подобающие почести. При первой же оплошности Феодоры эти женщины сплотились бы против неё. Вначале она не доверяла никому, а затем доверяла только тем женщинам, которые поверяли ей свои горести. После того как Феодора помогла им золотом или своей властью, ей казалось, что они не предадут её. Однако она слишком хорошо осознавала, что появление нового лидера, особенно из военных кругов, или прихоть толпы могут изгнать её из дворца обратно в Дом Феодоры. Наряду с чиновниками дворца, всю жизнь игравшими роль, словно в театре, она показала себя более изощрённой и талантливой актрисой.

Подсознательно Феодора полюбила роскошь своих новых комнат. Поскольку Юстиниан редко покидал дворец, она следовала его примеру и совсем не выходила. Она обожала чуть тронутые морозцем гранаты и сирийские финики, которые на золотых блюдах подавали к столу слуги. А когда Феодора слышала знакомый шёпот: «Славная императрица — радость мира», её тело радостно трепетало, словно в объятиях любовника.

Феодора побывала в пустой пурпурной комнате в южном саду, поросшем кипарисами. Детей она всё ещё не имела.

Когда Юстиниан кратко набросал новый указ, касающийся брака, чтобы Трибоний внёс его в законы, Феодора сидела рядом с ним и даже не улыбнулась, когда он написал, что женщин следует защищать от «слабости, присущей их полу». Такое начало не значило ничего по сравнению с тем, что было написано далее: женщины с позорным прошлым после свадьбы «становятся свободными женщинами, никак не отличающимися от тех, чья прошлая жизнь была безупречной». Равные права получают также их дети и наследники. Феодора убедила мужа написать этот указ, что он с видимым удовольствием исполнил. Хотя она внимательно наблюдала за ним, когда они обсуждали все детали, но он, казалось, совсем не удивился, чему жизнь научила Феодору. Он, естественно, не забыл, что она развлекала мужчин на сцене. Узнал ли он её лучше? Юстиниан никогда не говорил об этом.

Скоро Феодора поняла, что голова Юстиниана занята только законами. Он измерял всё с точки зрения законности или незаконности. Он не думал, подобно Феодоре, о желательности происходящего. И более того, Юстиниан выносил свой вердикт с чувством глубокого внутреннего удовлетворения. Ведь это говорил сам цезарь!

Почти тотчас же дочь сторожа цирковых животных приняла твёрдое решение, что никогда не будет ни о чём умолять своего повелителя или беспокоить его своими делами. Если её супруг теперь считает себя облечённым властью цезаря, то и она будет обращаться только к нему, ссылаясь на законы или Божью волю. Но это решение было Феодоре не по душе.

Порой все торжественные церемонии, сопровождающие нового цезаря, выглядели глупо. Спальня, которую Феодора делила с Юстинианом, уже не называлась Священной комнатой, она служила для того, чтобы в ней супруги предавались любви. Выйдя из этих священных апартаментов, Феодора оказывалась как бы сама по себе. Даже в церкви Августа сидела отдельно на балконе со своей свитой. Феодора чаще видела хозяйку женской половины дворца, чем Юстиниана, и иногда боялась этой величественной пожилой женщины, которая убирала её комнаты, переставляя мебель и располагая цветы в хрустальных вазах не потому, что того хотела новая императрица, а потому, что этого требовала традиция. Под взглядом хозяйки стройная молодая Августа не могла поспешно пройти по комнате, она должна была шагать медленно, будто волоча тяжёлый груз. В такие минуты ей просто хотелось встать на голову. Однако пришёл день, когда Феодора уже не чувствовала страха перед хозяйкой. Это произошло из-за запретного вина. Поскольку Юстиниан не прикасался к вину, оно никогда не появлялось на столе в её маленькой гостиной. Длительное время обходясь без вина, Феодора просила слуг сманивать фиги в сладком вине с Кипра и подавать ей виноград, сбрызнутый вином и крепким мёдом. После этого, к её удивлению, простая вода в бокале волшебным образом превратилась в слабое кипрское вино. Отпив из бокала, Феодора с любопытством поглядела на бесстрастные, как всегда, лица слуг. За стулом императрицы стояла хозяйка, будто желая убедиться, что еда подана отменно. Феодора немедленно вскочила и обняла пожилую женщину.

— Какой чудесный дар, — прошептала она.

Хозяйка вспыхнула и улыбнулась:

— Это из нашего виноградника на острове.

— Я буду только его. По крайней мере, фруктов больше не хочу.

Вино обрадовало Феодору. Но она знала, что Юстиниан никогда не делает ничего, повинуясь лишь чувствам. Когда он писал и перечёркивал новые законы, она заметила, что всех содержателей публичных домов следует выслать из города. Но император ответил, что они не нарушают закона: платят налоги и не причиняют никому вреда намеренно. Сдерживая раздражение, Феодора попыталась вспомнить всё, что знала о законах.