Книга От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк

За 1880 год два события во внутренней жизни края заслуживают быть особенно отмеченными: восстановление поземельного кредита и усиление католической пропаганды в Восточной Румелии, особенно в Македонии.

Несмотря на наши щедрые оплаты за все приобретаемое от населения, война значительно истощила край, чувствовался недостаток в скоте и лошадях, земледельческих орудиях и семенах.

Вспомнили, что до войны в каждом казе (уезде) была своя земледельческая касса, из которой земледельцы могли получать ссуду не свыше 50 турецких лир исключительно на покупку семян, земледельческих орудий, скота и незначительного участка пахотной земли или виноградника.

За время войны масса городов и деревень были сожжены дотла, в них погибли долговые книги и иные документы земледельческих касс, тем не менее было решено восстановить этот порядок. Простота предложенного способа восстановления заслуживает особого внимания, так как она ясно показала, насколько в душе населения, еще не тронутого цивилизацией, понятие о настоящей честности было выше, чем в наиболее цивилизованных странах.

Постановлением Областного собрания все бравшие ссуды из касс обязывались немедленно заявить в управление начальника своего уезда, когда, какую ссуду получили, сколько по ней выплатили и сколько остались должны.

На мой вопрос Гешеву, заявят ли все, он с уверенностью сказал, что, безусловно, заявят. Если же кто-нибудь не сообщит, то это будет значить, что или до него не дошло объявление, или он погиб. И земледельческие кассы были успешно восстановлены.

Католическая болгарская община в Филиппополе, так называемые павликиане, состояли под руководством францисканских монахов во главе с 80-летним старцем, архиепископом монсеньором Реноди. Дети павликиан воспитывались в церковной школе, которой заведовал монах отец Александр Шилье, пользовавшийся неограниченным влиянием не только на детей, для которых он был и духовником, и наставником, и руководителем их игр и экскурсий, но и на их родителей.

Опасаясь ослабления деятельности монсеньора Реноди, в помощь ему был прислан епископ Менини, который перед отъездом в Восточную Румелию представился императору Францу-Иосифу и получил от него значительную сумму денег в безотчетное распоряжение.

Одновременно в Македонию был командирован епископ Геппингер, успевший в одно лето обратить в католичество 250 болгарских семей. Большинство перешедших в католичество делали это лишь с целью достижения покровительства австрийских генеральных консулов, оставаясь в душе православными. В отношении отцов это может быть было и так, но дети, подпавшие в школе под руководство таких учителей, как отец Александр Шилье, уже всецело воспринимали католическое вероучение.

Когда же по повелению папы 11 мая, в День святых Кирилла и Мефодия, первоучителей болгарских, католическая месса была отслужена на болгарском языке, национальная гордость болгар была настолько польщена, что они не могли скрыть своей гордости, и церковный вопрос снова обострился. К счастью, новая жизнь так захватила всех, что не хватало времени на чем-нибудь сосредоточиться.

Летом же 1880 года произошло еще одно частное сообщение, огорчившее всех и особенно больно поразившее нас, военных. Выехавшая в Черпан мать М. Д. Скобелева была убита в четырех верстах от Филиппополя.

Ольга Александровна (Николаевна. – Примеч. ред.) Скобелева объехала Болгарию, посетила Софию, где в Народном собрании ее встретили бурными овациями. Из Софии, посещая по пути крупные города и села, она прибыла в Филиппополь, где прогостила довольно долгое время. Она всюду открывала отделения Общества Св. Пантелеймона и в то же время пропагандировала идею об избрании ее сына, знаменитого генерала Михаила Димитриевича Скобелева, в князья Болгарии.

Пребывание ее в Филиппополе было большим везением для меня, Церетелева, Извольского. По своим связям среди Петербургского общества, по родству с Адлербергами, она близко знала всю жизнь высших чинов тогдашних государственных деятелей. Обладая живым умом и острым языком, она с неистощимым юмором рассказывала закулисную сторону жизни общества, не исключая своих дочерей. Один лишь Миша, как она называла своего сына, был для нее кумиром, и для него она была готова на все жертвы.

Ей прислуживала девушка, никогда с ней не разлучавшаяся, и состоявший в запасе старший унтер-офицер Суздальского полка Иванов, кавалер знака отличия Военного ордена IV, III и II степеней. У нее постоянно бывал капитан Узатис, командир учебной саперной роты, во время войны поступивший из отставки охотником в один из полков 16-й пехотной дивизии,[40] которой командовал М. Д. Скобелев, и бывший у него ординарцем. Перед тем Узатис в 1876 году был добровольцем в Черногорской армии в ее войне с Турцией и даже среди черногорцев пользовался репутацией беззаветного храбреца. Все прибывавшее в Филиппополь черногорцы обязательно шли к нему на поклон и признавали его старшим над собой. Заветным желанием Узатиса было приобрести в собственность мельницу, арендованную им в деревне Дермень-дере, и он просил Ольгу Александровну дать ему необходимую сумму денег.

Отъезд в Черпан ввиду сильной жары был назначен в пять часов пополудни. Перед отъездом Ольга Александровна зашла ко мне, так как я лежал в сильной лихорадке, посидела со мной, напилась чаю и поехала.

Часа через два после ее отъезда в комнату вбежал мой денщик и от волнения с трудом выговорил:

– Прибежал раненый Иванов, он говорит, что капитан Узатис с черногорцами убили генеральшу и ее девушку.

Известие было так невероятно, что я не поверил ему, приказал помочь мне подняться с постели и сойти вниз к Иванову.

Иванов действительно лежал тяжелораненый в руку и со слезами рассказал:

– Едва мы отъехали от города версты четыре на высоте лагеря, как увидели, что у края шоссе стоит Узатис с тремя черногорцами. Генеральше приказали остановиться. Только экипаж встал, они все вдруг бросились: один черногорец на меня, ударил ножом в руку и сбросил с козел, другой убил извозчика, а сам Узатис одним ударом ножа зарезал генеральшу, другим – девушку. Воспользовавшись минутой, когда они стали разбивать чемоданчик, я бросился бежать.

Не успел Иванов окончить свой рассказ, как послышался топот лошадей на быстром аллюре и затем в дом вошел поручик Вишневский, который доложил:

– С час тому назад в лагерь прибежали люди, которые передали, что на шоссе стоит экипаж, убиты две женщины и извозчик и тут же лежит взломанный чемоданчик.

Мы тотчас поскакали на шоссе и в убитой узнали мать генерала Скобелева. Капитан Ковалевский остался при покойной, а я, вернувшись в лагерь, поручил Вишневскому взять восемь конников, чтобы скакать в Дермен-дере за Узатисом. Вишневский прошел рысью по городу, затем галопом к пере езду через полотно железной дороги. Здесь он узнал от сторожа путей, что примерно с час тому назад через переезд перешли четыре человека, один на коне, трое пешком, и поспешили по направлению к Дермен-дере. Вишневский, ускорив ход, быстро достиг Дермен-дере, сам с пятью конниками свернул на мельницу, а троим приказал занять единственный выход в горы, на пути в Македонию, и никого не пропускать до его приезда к ним.