Книга Исчезающие в темноте - Наталья Тимошенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Добрый день, — он вежливо улыбнулся, сдобрив улыбку еще и толикой смущения и чуть сильнее оперевшись на трость. — Мы из социальной службы. Меня зовут Марк Гедеонович, и моя коллега Маргарита Александровна.
Рита бросила на него заинтересованный взгляд. Ее ни капли не удивило, что он верно угадал ее отчество. Если он на самом деле общался с ее родителями, а в этом у нее с каждым днем оставалось все меньше сомнений, то прекрасно знает имя ее отца, а вот его собственное отчество заставило ее удивиться. Однако ей пришлось быстро стереть с лица это выражение, чтобы фельдшер ни о чем не догадалась.
— Проходите, проходите, — засуетилась та. — Простите, что заставила вас ждать, в соседней деревне две семьи слегло. Поели шашлыков, что называется. Меня Еленой Николаевной звать.
— Ничего страшного, сами виноваты, что не позвонили заранее.
Елена Николаевна покачала головой, снова сочувствующе посмотрев на трость Марка, как будто ему пришлось весь день простоять под дверью, а не сидеть в уютной машине с музыкой, кондиционером и бутылкой воды. Она быстро отперла дверь и пропустила своих гостей в полутемное помещение, где пахло лекарствами, кварцевой лампой и чуть-чуть — затхлостью. Миновав узкий коридор, они оказались в небольшом кабинете, в котором стояли только стол, три стула и стеллаж с папками и документами.
Марк, продолжая роль, с видимым облегчением опустился на один из стульев. Елена Николаевна и Рита заняли два оставшихся.
— Чем я могу вам помочь? — спросила фельдшер, и в ее голосе действительно слышалась готовность оказать необходимую помощь.
— Дело в том, что недалеко от Санкт-Петербурга открывается новый санаторий для людей с хромосомными заболеваниями, — начала Рита заранее приготовленную легенду. — С ними занимаются, развлекают их, подлечивают немного разные хроники, если требуется. Да и семьям иногда необходим перерыв, сами понимаете.
Елена Николаевна энергично закивала головой.
— По нашим документам на вашей территории числится человек с синдромом Дауна, — подхватил Марк, вытащив из сумки обычную картонную папку, в которую они еще позавчера распечатали какие-то документы из Интернета, чтобы производить большее впечатление.
— Есть, есть такой, — снова закивала Елена Николаевна. — Павлик Симонов. Только он взрослый уже, восемнадцать весной исполнилось.
— Ничего страшного, — заверил ее Марк. — В санатории два отделения: детское и взрослое. Нам бы посмотреть его карту, если можно, чтобы убедиться, что он нам подходит. В путевках есть некоторые ограничения. Иначе мы бы просто позвонили вам.
Елена Николаевна подскочила с места, словно ей самой было восемнадцать, подошла к шкафу и принялась рыться в нем, приговаривая, как повезло бедному Павлику, который никуда дальше соседних деревень и районной больницы не выезжал. Марк уже сомневался в том, что и Павлик тот, кто им нужен. Если он и есть его призрак, то должен быть мертв. И уж фельдшер-то об этом знала бы. Однако стоило проверить все до конца.
Елена Николаевна наконец положила на стол увесистую медицинскую карту, и Марк первым делом попытался прочитать домашний адрес Павлика. Следовало навестить его и узнать, не может ли он каким-то образом выходить из своего тела. Марк читал о таком, хотя сам никогда не сталкивался, но это могло бы быть достаточным объяснением. К сожалению, блокнот лежал к нему вверх ногами, и почерк на нем был слишком неразборчивым.
— Только… — Елена Николаевна вдруг замялась, как будто вспомнила что-то, и неуверенно посмотрела сначала на Марка, а затем на Риту.
Марк тут же напрягся, как собака, почуявшая дичь. Что-то внутри него говорило, что они на правильном пути.
— Павлик пропал около месяца назад. Ко мне и участковый приходил, и люди из деревни его искали. Насколько я знаю, пока не нашли. Павлик и раньше мог уйти из дома, а потом его соседи из окрестных деревень привозили, но чтобы так надолго — никогда еще не было. Он очень фильмы про путешествия любил, все мечтал до Северного полюса добраться.
Марк посмотрел на Риту, и взгляд у него был очень выразительным.
— Так что если ваша путевка не горит, то может, как вернется…
— Не горит, — заверил фельдшера Марк.
Рита тем временем взяла карту, медленно пролистала ее, делая вид, что вчитывается в диагнозы, а затем спокойно переписала адрес себе на листок, посчитав, что это не будет выглядеть подозрительным.
— Не подскажете, как найти его родителей? — спросила она, с сомнением глядя на листок. — Хотим поговорить с ними, а у вас в деревне даже улица не везде написана, где уж там номер дома.
— Это да, — Елена Николаевна вдохнула, — когда я только пришла работать, ничего здесь не знала, сама-то не из здешних мест, а людей побольше было. Долго могла какой-нибудь дом искать, пока не переборола неловкость и не начала спрашивать. Как выйдете от меня, возвращайтесь обратно ко въезду, первый поворот направо и там увидите красный дом с шиферной крышей. Забор ярко-синий, Павлик недавно покрасил, он там один такой красочный.
Марк и Рита поблагодарили фельдшера и поторопились к выходу. За то время, что они провели на ФАПе, уже начало темнеть. Солнце скрылось за лесом, и темные мрачные тени поползли по земле, словно саваном укрывая деревню.
— У тебя серьезно отчество Гедеонович? — спросила Рита, когда они уже шли к машине.
Марк улыбнулся.
— Гронская — девичья фамилия моей матери. Я взял ее, когда мне исполнилось восемнадцать. А до этого я был Вебер Марк Гедеонович.
Рита замерла, распахнув водительскую дверцу, но так и не залезая в салон.
— Серьезно? Ты немец?
Марк выразительно вздохнул и тяжело забрался в машину.
— Одна из моих прабабок была фрейлиной самой императрицы, — пояснил он, когда Рита села рядом. — То ли Марии Федоровны, то ли Александры Федоровны, мои родители сами путаются в показаниях. Она и сама была немкой, и замуж вышла за немца. И с тех пор наша семья маниакально чтит свои немецкие корни, всех детей называют исключительно немецкими именами. Моего брата, например, зовут Франц. Представляешь парня в русской школе с таким именем? Сестре повезло больше: Анна — интернациональное имя. Я в восемнадцать официально взял фамилию матери и вообще заявил, что своего сына назову Ваней. Ты себе не представляешь, какой был скандал! Мать — между прочим, русская — глотала валерьянку, бабушка лежала в обмороке, отец кричал, что лишит меня наследства. Даже не знаю, что такого ценного он может мне оставить, чтобы я боялся это потерять.
Рита рассмеялась.
— Да ты бунтарь?
— А кто не бунтарь в восемнадцать лет? — вздохнул Марк, глядя в лобовое стекло.
Разговор с мамой Павла произвел на Риту странное впечатление. И еще более странные ощущения оставил Марк. Рита не переставала удивляться, как ему удается несколько раз за день менять образы, органично вживаясь в каждый, как будто в прошлой жизни он был актером, а не художником.