Книга Маэстра. Книга 2. Госпожа - Л. Хилтон

— Маша! С тобой все в порядке? — по-русски закричала я.

— Ее квартиру ограбили, — сообщила мне по-итальянски незнакомая женщина.

Я наклонилась к Маше. Яркий макияж потек, превратив косметику в угольную массу. Судя по всему, она плакала.

— Синьора была в церкви, — сжалился надо мной официант, — а когда вернулась, в ее квартире был какой-то мужчина.

— О боже, Маша! Что произошло? Ты вызвала полицию!

— Они как пришли, так и ушли. Ничего не взяли, — добавила женщина почти что разочарованным тоном. — Однако синьора сильно испугалась!

На Маше были аккуратные белые перчатки с пуговками на запястье. Я ласково взяла ее за руки, заметив про себя, какие они хрупкие и крошечные.

— Маша, я понимаю, что ты очень расстроена, но ты успела его разглядеть? Грабителя?

— Нет, нет…

— Прошу прощения, — вмешался официант, — но мне нужно вернуться к работе. Я бар без присмотра оставил.

— Все в порядке, я ее ученица. Мы ведь сможем сами о ней позаботиться? — вопросительно взглянула я на незнакомку. — Пойдем домой, Маша, давай!

Соседка рассказала, что живет на другой стороне площади. Она услышала, как Маша зовет на помощь. Вор столкнулся с ней в дверях, выбежал на лестницу, и никто его больше не видел.

— Карабинеры пришлют психолога, — фыркнула она.

Мы помогли Маше подняться наверх, я сразу же вызвала мастера, чтобы поменять замок, а соседка поставила чайник. Маша раз за разом пересказывала случившееся: как она поехала на вапоретто поставить свечку в соборе Сан-Зан-Дегола, как по возвращении сразу поняла, что что-то не так, как мужчина оттолкнул ее к стене, когда она застала его у себя дома.

— Ты уверена, что он ничего не взял? А полиция все проверила?

Вообще-то, жертвами грабежа в Венеции становятся исключительно туристы. Приехал мастер, я дала им поговорить, а сама незаметно расплатилась с ним наличными. Склонившись над скважиной, он сообщил, что согласен с вердиктом карабинеров: замок не поврежден. Наверное, Маша просто забыла запереть дверь на ключ и вор решил воспользоваться такой возможностью.

— Может, какие-нибудь цыгане, — снова фыркнула соседка. — Никто из нас от этого не застрахован! Я у них так и спросила: а что полиция делает со всеми этими цыганами?

— Тебе, наверное, надо отдохнуть, Маша? — поинтересовалась я, не обращая внимания на соседку. — Этот господин позаботится о твоей безопасности. Давай я помогу тебе прилечь?

— Спасибо, Элизабет! Такая добрая девочка!

— Я позвоню кому-нибудь, чтобы с тобой посидели.

У Маши имелась целая сеть старинных русских подружек, родственники которых работали в бесчисленных отелях Венеции. Для бабушек их жизнь служила источником постоянной мыльной оперы — Маша часто сплетничала на их счет. Она достала кучу вещей из более чем вместительной сумочки, наконец нашла потрепанную записную книжку, и захламленная комната в мгновение ока наполнилась пожилыми дамами, явившимися с другого конца города по первому зову подруги, прихватив с собой водку и затхлое печенье в бумажных пакетах. Вскоре на столе уже пыхтел самовар, и Маша стала хозяйкой настоящего светского раута, возлежа на диване в клубах сигаретного дыма и в окружении щебетавших подруг.

— Ты уверена, что все будет в порядке? — спросила я.

Мне не хотелось уходить — Маша казалась такой беззащитной, — но и навязываться я тоже не собиралась. Учительница потрепала меня по щеке, и я ушла вместе с мастером. Он прикрыл за нами дверь, и тут я кое-что заметила: на стене, позади одной из множества Машиных икон, висела большая вощеная репродукция скорбящей Мадонны с черными миндалевидными глазами. Пока мастер работал, ее не было видно, но теперь я заметила, что толстая бумага в дешевой красной рамке была порвана — точнее, порезана. Овал печального лица рассекал тонкий надрез. Некоторое время я разглядывала репродукцию и думала о том, не мог ли вор искать спрятанные за рамкой купюры. Машу мне лишний раз волновать не хотелось, а сама она заметит не скоро, учитывая, где висела картина. Прикрыв дверь, я спустилась по лестнице вслед за мастером.

Наконец добравшись до квартиры, я обнаружила, что книги лежат на кровати. Разве я их там оставляла? Я так переволновалась за Машу, что совершенно не могла вспомнить. Большой иллюстрированный каталог работ Караваджо был открыт на репродукции «Медузы», той самой картины, великолепную копию которой я видела у Ермолова. Сама я его точно не покупала. Может быть, продавец по ошибке положил его в сумку с купленными мной книгами? Я проверила по чеку. Караваджо в нем не значился. На секунду я даже засомневалась, не случился ли со мной внезапный приступ клептомании, но неконтролируемые действия в последнее время со мной не случались. На следующее утро я пошла в магазин и вернула каталог. Потом, собираясь на очередное занятие по русскому, я не смогла найти учебник по грамматике, потрепанное красное издание «Пингвин» с русским алфавитом на обложке. Я перерыла весь дом, ругаясь сквозь зубы, но учебник пропал, и это раздражало, как пропажа носков. Пришлось идти без учебника, но, вернувшись и открыв дверь, я тут же увидела его лежащим на карнизе над кушеткой рекамье.

Тот вечер казался мне бесконечным: я сидела у окна, смотрела на кампо и потягивала «Бароло». На следующий день у меня не было особого желания идти в галерею, но я все-таки заставила себя. Вернувшись домой, я заметила, что все лежит на своих местах, и мне сразу стало так стыдно, что я шла домой другой дорогой, сняла туфли, дойдя до лестницы, бесшумно поднялась по ступенькам, беззвучно вставила ключ в замок и распахнула дверь. Прошло еще несколько дней, и вот как-то раз я пошла на рынок, накупила томатов, персиков и килограмм гребешков, а когда пришла домой, каталог Караваджо лежал прямо на полу посреди комнаты.

Даже не закрыв дверь, я тихо поставила пакеты на пол, потом пошла, настежь открыла все окна и стала прислушиваться. В зале, занимавшем бóльшую часть квартиры, было три двери: на кухню, в ванную и в гардеробную, где за стиральной машиной и широким стеллажом с бытовой химией была еще кладовка. Я заглянула в буфет и вздрогнула от неожиданного щелчка — закончила работать сушилка. Огромный старинный бельевой шкаф из ореха, стоявший у стены напротив ванны, был закрыт. Я провела рукой по замку, но ключ был у меня в сумке, а на петлях никаких признаков взлома не было. Осторожно обойдя лежащую на полу книгу, я попыталась проверить, что еще не в порядке и почему воздух в квартире аж потрескивал от вторжения незваных гостей. Картины были на месте, но, присмотревшись, я заметила, что все рамы висели чуть-чуть криво, как будто их задели, вытирая пыль. Вот только все они висели совершенно одинаково, правый верхний угол чуть выше левого. Собравшись с духом, я подошла к книге и присела на корточки. Закладка! Ну конечно же, «Медуза». Закладкой служила открытка с репродукцией с картины Джорджа Стаббса. Конь и три фигуры на фоне романтического осеннего пейзажа. «Полковник Поклингтон с сестрами». Я прекрасно помнила это полотно еще с тех времен, как трудилась над каталогом Стаббса в «Британских картинах».