Книга Свободная любовь - Ольга Кучкина

«Прошу слова», «Тема», «Васса», «Мать», «Романовы – венценосная семья», телесериал «В круге первом» по роману Солженицына – во всех выдающихся режиссерских работах Панфилова главный образ сильной, яркой, особенной женщины воплощен Чуриковой.

Сергей Юрский

Тайна жизни

Один из самых блестящих актеров питерского БДТ, из любимых «детей» легендарного Товстоногова, незабываемый Остап Бендер в кино, Сергей Юрский вдруг бросает Большой драматический, переезжает в Москву – и начинается другой отсчет его жизненного времени, начинается другая жизнь в искусстве.

Артист, чтец, театральный режиссер и кинорежиссер, писатель, общественный деятель – это все он. Его называют артистом-интеллектуалом. Сам он с таким определением не согласен.

– Есть люди, которые за все предъявляют счет, и довольно жесткий, прежде всего себе. Счет идет с молодости, а потом как-то смиряются с тем, что есть жизнь, делаются мягче, и им становится легче жить. Или наоборот: люди сначала живут-живут, а потом спохватываются, что надо потребовать что-то от себя. К какому разряду ты относишься?

– Наверное, к первому.

– То есть сначала жесткий счет, потом помягчал?

– Да я и не помягчал. Я говорю не о самооценке того, чем я занимаюсь. Просто то, что начато, нужно закончить. Нужно понять, что перед тобой холм, а иногда гора, а иногда скала, и на нее надо взойти с Божьей помощью. И сделать это в обозримые сроки. Я никогда не был склонен к любого вида сериалам и бесконечностям. Не результат, который ни в коем случае не должен быть сразу сформулирован, но задача, которая должна быть поставлена. Если в этом смысле счет – тогда да. А если в этот счет входит карьерный рост, победительность, охват пространства – в молодости, может, как-то оно и грезилось, но постепенно стало не только безразличным, а приобрело знак минус.

– А стыд за неверный поступок, что-то не так сделал, что-то надо бы в себе пересмотреть…

– Конечно, есть вещи, которых не можешь себе простить. Вот так было – и все, и ничего не скажешь. Кайся и живи дальше. Кстати, апостол Павел говорит, что нельзя все время заниматься сожалением о том, что сделано так, когда речь идет о каких-то решениях, на что соглашался, на что не соглашался. Вы состоите из того, что есть. Потому что пребывать в состоянии: надо было бы вот так, а не так, – не только непродуктивно, но нехорошо.

Зима, Михайловское

– Ты жизнь свою и творчество планировал? Или все спонтанно происходило?

– Планирую сроки.

– Я имею в виду, что начал как актер, после стал ставить фильмы, спектакли, после стал писать…

– Писал я всегда. Но тайно.

– Стихи?

– И стихи. Потом бросил. Я не поэт, хотя стихов написал довольно много. А режиссуры боялся как огня. Это был довольно сложный психологический процесс, когда я понял, что могу сам отвечать за все целое. Только тогда может быть результат, тот, который я могу предъявить и принять сам. Это было сложно, потому что нас воспитывали так, что профессии актера и режиссера противоположны, а попытки перехода туда или сюда вредны. Как есть, так есть. Советская система. Тот театр, в котором ты служишь, и есть твоя судьба. Тот колхоз, в котором ты работаешь, и есть твоя жизнь. Кончил факультет режиссерский – значит режиссер. Актерский – актер. Все.

– Тебе было мало?

– Абсолютно достаточно, потому что актерская судьба была сложившаяся. Но две вещи меня беспокоили: появление произведений, которые мою режиссуру, любимую, дорогую, уважаемую, не интересовали, а меня интересовали, и способ их подачи, тот стиль концертов, который я себе избрал, постепенно сделавшись режиссером этих концертов.

– Но такая жадность – когда речь о самовыражении, самоосуществлении…

– Не жадность… Я очень поздно понял, что существует поэзия…

– Как это случилось?

– Это случилось через «Горе от ума». Когда я оценил стихи. Я тогда взял и в одиночку поехал в Михайловское. В Михайловское Гейченко, которое было неудобным, почти невозможным для ночевки, в холоде, в непроходимых дорогах…

– Зима, снег?

– Не просто снег, а 30 градусов. Тогда меня заинтересовал Пушкин, впервые…

– Сколько тебе было, лет двадцать пять?

– Двадцать пять – двадцать семь.

– Беседовал с Гейченко или просто бродил?

– Бродил. Я никого не знал. Потом я уже приезжал к Гейченко, подружился с ним. Уже не один приезжал…

– Уже читая?

– Уже читая и там выступая. А первый раз просто с улицы. Вот с этих двух авторов я начал: Пушкин и Есенин. Потом появились Бернард Шоу, Хемингуэй, Шукшин, Булгаков, Бунин, Бабель, Блок, Маяковский…

– Ты читал как сумасшедший?

– Ну это же шли годы и десятилетия. Я никогда не торопился. В результате получилось много. В последние годы я вышел на авторские программы. В театре они неприменимы, а в театре одного актера применимы. Потом принес свою пьесу в театр… Два человека определили мой переход к соединению профессий. Первый из них был Товстоногов, живой, именно тот, кто потом не мог простить, что я перешел в режиссуру. Второй – Михаил Чехов, через книжки. Это тяжело, одно давит на другое, но я понял, что это мой путь. Взгляд изнутри и взгляд снаружи.

– Ты ведь ушел с каким-то скандалом…

– Ни с каким не скандалом. Ушел с объятиями, со слезами и с ужасом, что ухожу. У нас был с Товстоноговым эстетический разлад, но он мог быть преодолен, потому что я не мыслил себе жизни без БДТ!..

– Ты конфликтный человек?

– Я? Нет. Но я упрямый. Конфликт был с КГБ и с партийными организациями.

– Потому что ты выступил против ввода наших войск в Чехословакию?

– Я не выступал. Я присутствовал там.

– Где там?

– Я был в Праге.

– То есть ты видел, как входят танки?

– Я все видел. Ты не читала мои книжки. Я это писал.

– Скажи хоть два слова.

– Ужасно. Ужасно. Я был на маленьком фестивальчике в жюри, от Союза обществ дружбы, и обязан был писать отчет после возвращения…

– И что ты написал?

– Я написал, что не видел никаких оснований к тому, что случилось.

– И тогда начались разногласия с КГБ?

– С КГБ начались разногласия через пять лет после этого. Имело ли это значение, не знаю. Меня запретили. Полный запрет на все, кроме работы в театре. Но это повлияло и на работу в театре. Это длилось долго.

– А причина?

– Не знаю. Скорее всего, это было влияние кого-то из людей, мне знакомых, но я не знаю, кого.