Книга Одна душа на двоих - Анжела Биссел

– Удобно?

Она кивнула и осмотрелась вокруг.

– Какая красота, Нико.

Мариэтта пропустила через пальцы горсть песка, посмотрела на спокойную бирюзовую воду уединенной бухточки.

– Не могу поверить, что вы никогда сюда раньше не спускались.

Нико лишь пожал плечами и снял кроссовки. На нем были шорты цвета хаки и черная рубашка поло. Он выглядел очень мужественным. Нико приподнял крышку корзины.

– Я не знал, что вы захотите на ланч, поэтому прихватил всего понемногу.

Он не шутил. В корзине были фрукты, оливки, крекеры, хлеб, сыры и мясная нарезка, вода, бутылка каберне и охлажденное белое, разовые тарелки и приборы, бумажные салфетки.

Мариэтта невольно рассмеялась.

– Готова поспорить, что вы всегда тщательно готовитесь к любому событию.

Нико открыл бутылку воды и подал ей.

– С кем вы хотели бы оказаться в случае катастрофы?

Мариэтта закатила глаза.

– Конечно, с вами, – сказала она.

Нико самодовольно улыбнулся и обвел взглядом богатое угощение.

– Надеюсь, что вы проголодались.

– Не до такой степени, – ответила Мариэтта, отщипнув виноградинку, – но я постараюсь.

Она так ничего и не съела, ограничившись бокалом белого вина для храбрости. Мысли о том, что может произойти после ланча, напрочь лишили ее аппетита.

Сейчас она лежала под тентом, размышляя о том, что, похоже, ошиблась. Нико не предложил искупаться, не сделал попытки приблизиться к ней, он лишь молча растянулся рядом на подстилке.

Тем не менее она чувствовала исходящий от него жар, и шестое чувство подсказывало ей, что это неспроста.

Мариэтта взглянула на Нико. Он лежал с закрытыми глазами, но она знала, что он не спит. Вряд ли он относится к разряду тех мужчин, которые любят вздремнуть после ланча. Ей казалось, что он и ночью спит вполглаза. Она отвела глаза от его лица и взглянула на обнаженный торс.

Он был само совершенство: широкие плечи, узкие бедра, рельефные мускулы и гладкая кожа. На левом плече татуировка и длинный шрам с неровными краями. Ее взгляд задержался на шраме, а в татуировке она узнала эмблему французского иностранного легиона. Значит, он воевал в горячих точках и не понаслышке знает об ужасах и зверствах на войне.

– Почему вы вступили в легион? – вырвалось у Мариэтты помимо воли.

Она не хотела высказать эту мысль вслух, но он ответил:

– Мне было восемнадцать, гормоны играли, а я не знал, чем мне заняться в жизни.

Глаза Нико были по-прежнему закрыты, и он сам удивился, что ответил на ее вопрос. Обычно он избегал вопросов личного плана. Но сейчас решил, что разговор – меньшее из двух зол. В нем копилась темная сексуальная энергия, и он не хотел выплеснуть ее на Мариэтту. Он только сейчас это осознал. Но было поздно.

Черт побери. Зачем он все это затеял? Мариэтта не просто женщина для удовлетворения зова плоти, она сестра его друга, и он ее уважает. Да, вчера она провоцировала его, но сегодня они так мило беседовали о пустяках во время ланча. Это простые удовольствия жизни, которые наверняка оценила бы и Джулия. Нико вспомнил вчерашний инцидент с молодой парой в бистро, ее заботу о влюбленных. Он понял, что эта женщина не ожесточилась сердцем после всего, через что ей пришлось пройти.

Как же он может дотронуться до нее и не запятнать ее своей темной стороной? Ему нечего ей дать. Нечего предложить, кроме плотских удовольствий.

– Ваши родители не возражали?

Нико заложил правую руку за голову. Его глаза были по-прежнему закрыты. После ланча Мариэтта сняла футболку, и вид ее груди в желтом бикини возбуждал его.

– У меня уже не было родителей, – ответил он.

– О, простите меня, Нико. – Она помолчала. – Вы рано их потеряли?

– Моя мать умерла от инсульта, когда мне было шесть. – Нико снова удивился своей откровенности. Он не помнил, когда в последний раз говорил о своем детстве. – Она была мать-одиночка. Я никогда не знал своего отца.

Он почувствовал на себе взгляд Мариэтты.

– Вы жили с родственниками после смерти мамы?

– У матери не было родственников. Меня отдали в детский дом, и я жил в приемных семьях.

– Нико, это, наверное, очень тяжело…

– Не стоит меня жалеть, Мариэтта. У каждого второго ребенка трудное детство. – Открыв глаза, он посмотрел на девушку. – Вы с Лео тоже рано потеряли родителей, насколько мне известно.

– Да, мама умерла, когда мне было всего шесть, и мне ее очень не хватало, отсюда и мои сумасбродные поступки в юности. Но у меня был брат, – ее голос стал чуть хриплым, – а у вас – никого.

Он пожал плечами:

– В жизни есть вещи похуже одиночества.

– Такие, как участие в войне? – спросила она, проведя пальцем по шраму на его плече. – Вы были ранены, когда служили в легионе?

Он сел, чтобы ее рука соскользнула с его плеча.

– Да.

– Как это произошло?

Боже, любопытству этой женщины нет предела.

– Это след от шрапнели, – решил он приоткрыть неприглядную сторону войны.

– Взрыв?

– Смертник. – Он прямо взглянул на нее. – Двенадцатилетний мальчишка.

– Какой кошмар, – прошептала она.

– Это лицо современной войны, – бесстрастно констатировал он.

Мариэтта положила ладонь на его обнаженную спину. Прикосновение было таким неожиданным, что он едва не поморщился, как от боли.

– Мне так жаль, что вам пришлось быть свидетелем стольких жестокостей на войне, Нико, – с таким искренним сочувствием сказала она, что у него внутри все перевернулось.

Она погладила его по спине, вызвав напряжение в каждой клетке тела и жар в паху.

– Мариэтта, – простонал он, – что ты делаешь?

Она и сама не знала ответ на этот вопрос, просто хотела человеческого контакта, а прикоснувшись к нему, уже не могла, да и не хотела убрать руку.

Нико молниеносно вскочил и навис над девушкой, схватив ее за запястье и отведя ее руку за голову. Его лицо было суровым, почти сердитым.

– Ты ведь не хочешь этого, Мариэтта.

– Не хочу чего? – пискнула она, хотя прекрасно понимала, что он имел в виду. Она не такая наивная дурочка, чтобы думать, что они спустились со скалы только на пикник у моря.

Но что-то изменилось после ланча. Нико явно передумал.

Мариэтта почувствовала себя отвергнутой, и это больно ее ранило.

– Ни чего, а кого, – грубо сказал он. – Ты не хочешь меня, Мариэтта.

Она вздернула подбородок, почувствовав злость и бесстрашие. Да как он смеет говорить за нее, чего или кого она хочет или нет.