Книга Кирклендские услады - Виктория Холт

Обед устраивался в пашу с Габриэлем честь, поэтому пили за наше здоровье. Помимо членов семьи за столом сидели Смиты, Саймон Редверз, викарий с женой и еще двое — скорее соседи, как я поняла, чем друзья. Меня расспрашивали, что я думаю о доме и об окрестностях, Саймону Редверзу хотелось узнать, сильно ли здешние места отличаются от тех, где я жила раньше. Я отвечала, что, кроме тех лет, что я провела в школе, я всегда жила среди таких же пустошей, поэтому разницы не чувствую. Видимо, когда я разговаривала с ним, в моем голосе появлялись резкие ноты, и он, заметив это, забавлялся.

За столом мы сидели рядом, и, наклонившись ко мне, он сказал:

— Нужно, чтобы написали ваш портрет. Он должен висеть в галерее.

— Это необходимо?

— Конечно. Разве вы не видели галерею? Там висят портреты всех владельцев «Кирклендских услад» и их жен.

— Я думаю, это успеется.

— Вы будете интересной моделью.

— Благодарю вас.

— Гордая… сильная… решительная.

— Вы умеете определять характер?

— Когда есть что определять.

— Не знала, что по моему лицу так легко читать.

Он засмеялся:

— Да, это необычно для такой юной особы. Согласитесь, что по мере того, как мы делаемся старше, судьба… жизнь, называйте как хотите, подобно коварному граверу, наносит на лицо разоблачающие нас черты. — Он оглядел сидящих за столом. Я не последовала его примеру, а опустила глаза в тарелку. Его откровенность меня покоробила, и я не хотела дать ему это понять. — По-моему, вы сомневаетесь в моей правоте, — настойчиво продолжал он.

— Нет, вы говорите справедливые вещи. Но разве можно, я бы даже сказала — разве прилично проверять свои теории на присутствующих?

— Вам еще предстоит убедиться, что я — грубый йоркширец, а все йоркширцы славятся бестактностью.

— Зачем откладывать на будущее? Я уже убедилась.

Я увидела, что улыбка вновь тронула его губы, улыбка, пожалуй, довольно жестокая. Ему доставляло удовольствие поддразнивать меня, потому что я оказалась достойным противником. Что ж, это принесло мне некоторое удовлетворение! Пусть, считая меня охотницей за богатой добычей, убедится, что я не дурочка. Мне даже показалось, что он, правда неохотно, отдает мне должное еще и потому, что мне удалось достичь того, к чему я, по его мнению, стремилась, — прибрать к рукам Габриэля. Была в нем какая-то беспощадность, позволявшая ему восхищаться любым успехом.

— Вы ведь двоюродный или троюродный брат Габриэля, — не удержалась я, — правда? Но до чего же вы с ним не похожи! Просто полная противоположность!

Он снова одарил меня своей холодной оценивающей улыбкой. Я прямо выразила ему свою неприязнь, а он в ответ дал мне понять, что его, в отличие от Габриэля, я бы «подловить» не смогла! Как будто наш с Габриэлем союз явился результатом какой-то «ловли».

— Кстати, если говорить о лицах, — продолжал он, — вы же побывали в галерее. Какая прекрасная возможность для физиономических открытий! Видели старого сэра Джона, который, к ярости Кромвеля, сражался за своего короля? Из-за него мы на какое-то время лишились «Услад». Этот упрямый идеализм написан у него на лице. А сэр Люк? Игрок, чуть не промотавший все наше наследство. Или другие Люк и Джон… самоубийцы. Если подольше всматриваться, нетрудно по их лицам предсказать их судьбу. Взять хотя бы того же Джона. Безвольный рот. Вполне можно представить, что он счел жизнь слишком трудной, вышел на западный балкон… и бросился вниз…

Тут я обнаружила, что разговор за столом стих и все слушают Саймона. Сэр Мэтью наклонился ко мне и похлопал меня по руке.

— Не придавайте значения словам моего племянника, — сказал он. — Он любит рассказывать о наших предках, имевших дурную репутацию. Саймона злит, что он родственник Рокуэллов лишь по женской линии и «Услад» ему не видать.

Я заметила, как странно блеснули глаза Саймона, и обратилась к нему:

— Но по-моему, у вас прекрасное поместье.

— «Келли Грейндж»! — чуть не сплюнул презрительно сэр Мэтью. — Редверзы всегда завидовали Рокуэллам! — Он показал на Саймона: — Его дед женился на моей сестре, но она не могла жить без «Услад». То и дело возвращалась сюда, сперва с сыном, потом с внуком. Что-то ты теперь стал реже бывать здесь, Саймон!

— Обещаю исправиться. — Саймон с усмешкой посмотрел на меня.

Сэр Мэтью громко фыркнул, чем, кажется, шокировал викария и его супругу.

Беседа продолжалась, и, хотя мне очень не нравился мой сосед по столу, я испытала сожаление, когда обед закончился. Мне доставила удовольствие наша словесная перепалка. Я радовалась, что удачно сразилась с ним, пусть только на словах. Тем более, что я особенно не люблю людей, готовых осуждать других, не разобравшись в истинном положении вещей. А Саймон Редверз, по-моему, принадлежал именно к таким.

После обеда леди удалились в гостиную, и я попыталась поближе познакомиться с Дамарис. Но это оказалось не так-то легко: она была любезна, но чрезвычайно сдержанна и не делала никаких попыток вести беседу. Поэтому я решила, что за ее прелестной внешностью скрывается крайняя недалекость. И обрадовалась, когда к нам присоединились мужчины и Саймон Редверз занялся Дамарис, к вящей досаде Люка. Я вздохнула с облегчением и погрузилась в беседу с викарием, который рассказал мне, что церковь ежегодно устраивает в «Усладах» благотворительный праздник под открытым небом, а в этом году, в канун Иванова дня, они с женой собираются поставить спектакль, или живые картины, на руинах аббатства. Он выразил надежду, что я поддержку их усилия, и я заверила, что буду рада сделать все возможное.

Вскоре после обеда сэру Мэтью стало плохо. Он откинулся на спинку кресла, его лицо сделалось еще более багровым, чем обычно. К нему сразу поспешил доктор Смит и с помощью Люка и Саймона отвел сэра Мэтью в его спальню. Это происшествие, естественно, прервало торжество, однако доктор Смит, вернувшись от пациента, заверил, что с сэром Мэтью все будет в порядке. Доктор сказал, что сейчас же отправляется домой за пиявками: сэр Мэтью всегда настаивает, чтобы ему, как когда-то его отцу, делали кровопускание.

Уходя, доктор успокоил нас:

— Через день-другой сэр Мэтью встанет на ноги.

Но настроение у гостей испортилось, и беседа начала затухать.

Около половины двенадцатого мы с Габриэлем вернулись к себе. Он обнял меня и сказал, что я имела успех и он мною гордится.

— Не уверена, что все разделяют твое мнение, — заявила я.

— Кто же устоял перед твоими чарами?

— Ну, например, этот твой кузен.

— А, Саймон. Он циник от рождения. К тому же завистлив. Готов немедленно бросить «Келли Грейндж» ради «Услад». Да ты сама скоро увидишь его поместье. Оно в два раза меньше нашего. Обычный заурядный старый особняк.

— Не понимаю только, почему жажда заполучить «Услады» должна влиять на его отношение ко мне.