Книга Настоящая любовь / Грязная морковь - Алексей Шепелёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Её звали Кейт. Я познакомился с ней около двух дней тому. Получив свои гроши за разгрузку мяса у Баркера, я пешком направился в FireWind Indiana выпить пивка или даже бренди (если не наклеюсь к девушке №1 или №2). Когда, немного довольный, я вышел из бара (break the bar), то увидел, как два джентльмена крупного телосложения приставали к симпатичной леди (twon fellas made lade-lady as lay-landlady). Она показалась мне очень высокой, стройной, даже надменной…
…наши кровати разделяла шторка. Она была, что называется, vulgar, типичная поделка блядской внешности – мясистая писклявая капризная сучка, работающая первый год у. ч. и.т.е.л.ь.н.и.ц.е.й и каждое мгновение осознающая, что родители не зря вбухали столько всяких средств (полкоровы, флягу мёда, флягу молока и т. д.) и надежд в её красный диплом – эту марку и мерку качества всей её жизни. Привстав на кровати, выглянув за штору, я был ослеплён огромным лунным белым квадратом, лежащим на кровати, где она. Этот сверхмощный свет просто издевался над её выгнутым вниз телом – она лежала ничком, растянувшись, развесив тяжёлые ноги. Она мерно дышала в подушку, изредка причмокивая, огромные её белые трусы были полностью повторением её белой кожи – они даже шевельнулись от выдоха «пф-фу», сделанного мягко и непроизвольно. Не выдержав, я вскочил и…
Её туалет составляли очень короткое красное платьице из неизвестного мне материала и кожаные сапоги выше колен. Или наоборот (см. выше), что, впрочем, неважно. Я отломил железную болванку от стойки и кинулся на хулиганов. Здоровяк быстро увернулся и сунул мне в зубы. Я ударил его в живот. К моему удивлению, он согнулся и упал. Второй захватил меня своей клешнёй и пытался свернуть шею, я дал ему пяткой в пах [ну ты даёшь!] (настоящие ковбойские джинсы, colkhoz cowbozz Jeam’s jeans! – ещё подумал я), затем принялся пинать в рёбра.
Девушка меня поблагодарила и изъявила желание познакомиться поближе – отобедать вместе. Да, она была прелесть, но – oh my life / no my wife – как на беду… И надо же такому случиться, что когда… целых сто… а это уж само по себе сулило нам большое счастье… [дальнейший текст отсутствует].
Не выдержав, я вскочил и бросился на неё, вцепившись сразу зубами и ногтями. Тут-то я и проснулся в страшном испуге – и сразу увидел белый квадрат в метре от меня; она чуть простонала во сне, бабушка храпела на сундуке, веяло холодом из сенной двери… заспотыкавшись, остановились часы… т-тук – точным точечным движеньем спрыгнула на пол аккуратная кошечка Коха… Стоя босиком на ледяном полу, склонившись над этим её vulgar, скорчившись, смёрзшись в своём нутре, я опять услышал это «п-фф»… И я уже… Тут оглушительный, режущий треск будильника, прошибший меня как током – я отдёрнулся и с грохотом полетел на свою кровать!.. Т-утк – опять вроде пошли часы, словно отсчитывая время назад, чёрно-белая кошечка, помуркивая от своих кошачьих дел во сне, спит у бабушки в ногах… Леди ещё долго шевелилась и причавкивала, потом встала, то есть села, прогнув сетку кровати до железки, и принялась натягивать чулки или колготки… Оказывается, она уезжала сегодня и встала даже раньше бабушки – полпятого. Она долго мочилась в сенцах, потом долго красилась, жаря яичницу, потом долго ела её, стараясь не испачкать в ней губы, потом долго стояла на остановке (я наблюдал уже в окошко) и долго курила на морозе (дома-то не решалась)…
«Дай ты одеяло!» – меня кто-то грубо так толкнул и стащил покрывало. Я очнулся от дрёмы и увидел Яночку, проворно заворачивающуюся и поворачивающуюся на бочок. О Боже, она тоже! – пронзило меня, я вскочил, натягивая одежду, лихорадочно застёгиваясь.
«Сичас Жека придёт… – меня просто разорвало! – И тибе кабздец будит!» – сказал весело детский голосок, я обернулся на кудрявое маленькое существо, щурившееся в жёлтых лучах восхода. Тут, передёрнувшись, вскочила Янка, судорожно ища халат. Подушка полетела в меня, потом покрывало, потом ещё что-то… «Яна, у теа штааны в жумпел забились, тусы», – подсказала сестрёнка, смягчая гласные. Ещё были груди – роскошные, развесистые. Взмахнув халатом, как Чёрный Плащ на крыльях ночи, она как танк ринулась в ванную, затоптав, кажется, сеструху. Захлопнулась дверь, щёлкнул запор. Минуты две я сидел как на иголках, ожидая, что она вот-вот выйдет. Я подкрался к двери, чуть постучал и дрожаще-вопросительно произвёл в горле звук типа «Яна?». No answer. Я ещё постучал (забыл ведь, что вчера выбил шплинт), но тоже бесполезно. Я совсем припал к двери, прислушался, ещё стукнул. Вдруг дверь распахнулась, и Яна, вывалившись, остановившись-нависнув на носках, как над краем пропасти, залепила мне грациозную [грандиозную!] пощёчину. Не успел я опомниться, как получил пинок в пах, и дверь опять захлопнулась, шпингалет щёлкал-щёлкал и как-то защёлкнулся.
Вот тебе и основной вопрос философии! Есть ли загробная жизнь? Есть, но какая? Сон и гниение – это однозначно, но покой или беспокойное, нервозное предчувствие новой жизни земной? Али уж сладкое ожиданье воскресения уже не для креста?! (Я сматывал удочки.) Как с ночи не хочется заснуть, оставить всё на многие часы – на целый день! – и кидаешься на всё – хоть что-нибудь перед сном почитать, посмотреть, послушать, поцеловать, урвать… Как с утра готов на всё что угодно, только б не вставать… Так и смерть неумолима, так и рождают тебя с трудом – ох как не хочется ей, да и самому, наверно – а надо… Через силу – насилие – жизнь.
Мало что осознавая, я шёл домой…
На другой день Владимир и Руслан бродили по лесу, осматривали местность; Дмитрий готовил еду. Ничего странного они не обнаружили – кроме как то, что в некоторых местах – такой глуши! – были срублены ровные деревья, часть их унесена куда-то, часть лежит ещё на месте. Притащили одно бревно к палатке, чтоб на нём сидеть. Пошли за хворостом, Дмитрий кашеварил, попеременно глядя то в учебник английского, то в поваренную книгу.
Темно. Тихо потрескивают ветки, корчась от боли в адском пламени всепожирающего огня. Двое ели суп, а Руслан вырезал ножом Гранитова крест.
– Что это будет? – поинтересовался Гранитов.
– Крыж, крест. Распятье.
– Чего?! Зачем он нам? – Дмитрий даже поперхнулся при слове «крест».
– Пригодится, – спокойно отвечал Руслан, – на дверь повешу… Я имею в виду – на палатку.
– Суеверная ты душа!
– Я по существу, господа; можно?
При появлении третьего вечные оппоненты, как всегда, прекратили «спор-т».
– Сегодня я буду дежурить. Дмитрий за день уже устал. Надо поддерживать огонь.
– Да чего его поддерживать?! Крыс-лягушек отпугивать? Сов? Леших?! Вряд ли тут кто ещё водится. Немного посидим и на боковую. Я пойду спать. – Дмитрий собрал пустые чашки и скрылся с ними в палатке.
Владимир с Русланом сидели на бревне, глядя на костёр, молчали.
