Книга Кто придет на «Мариине» - Игорь Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не страдаете ли вы, Курт, манией преследования? Раньше я за вами этого не замечал. Разве вы — конкурент фон Брауну? Ведь вы оба, насколько я понимаю, работаете хотя и в смежных, но разных областях?
— Я начал заниматься теорией ракетного двигателя, еще когда учился в Высшей технической школе в Венгрии. Став доктором и получив лабораторию, я продолжал эти работы. Но что это была за лаборатория! С ее оборудованием можно было сделать только керосинку. Мне, как фольксдойче[12], предложили переехать в Германию и пообещали золотые горы. Я согласился. Только могучая промышленная держава с ее научно-исследовательскими институтами, учеными с мировыми именами, прекрасными лабораториями могла по-настоящему взяться за то дело, которое не давало мне покоя. Я хотел создать ракету, которая могла бы достигнуть планет солнечной системы.
В Германии я познакомился с фон Брауном. Одно время мы работали вместе, и он кое-что вытянул из меня, а потом спровадил на вторые роли, и в конце концов меня послали на «Мариине», в новый авиационный центр, где Х-209 был еще в пеленках.
Так же, как и со мной, он поступил с Германом Обертом, членом румынского научного общества, который давно занимается теорией ракетостроения. Он выжал нас, как лимон, и выбросил. Это было нетрудно сделать, ведь мы с Обертом не стопроцентные немцы и не можем рассчитывать на большее, чем то, что милостиво получили из вторых рук.
— Почему, Курт, вы не вступаете в партию, это бы, наверное, помогло вам завоевать полное доверие.
— Простите, Отто, а почему вы не в партии? Хоть вы и вступили в СС, но я-то знаю, Штайнгау говорил мне, как это было. Ваш бог, очевидно, не разрешает вам это. А у каждого есть свой бог.
— Но разве, Курт, что-нибудь изменилось бы, разве вы, главный конструктор «Мариине», не отдаете все свои силы на то, чтобы выполнить задание фюрера, партии?
— Не об этом сейчас речь, Отто. Мы все сотканы из противоречий; ваш бог говорит вам: «не убий», а вы идете на фронт и убиваете, и хорошо убиваете, если вам дали за это Рыцарский крест. Может, в этом ваша трагедия, и нужен шекспировский талант, чтобы описать ее. Еще более трагична судьба многих ученых, Отто, в двадцатый век. Я завидую Лавуазье, и Герцу, и Ньютону… Они, наверное, не мучились теми сомнениями, которые одолевают нас, на благо или во вред человечеству употребят их открытия?
— Вы работаете для обороны Германии, а это великая цель.
— Неужели, Отто, вы не понимаете, что нам не избежать поражения, нам не поставить на колени трех гигантов, воюющих против нас. А значит, наша борьба бессмысленна, борьба, которая стоит прежде всего немецкому народу тысяч жизней. Ни ФАУ, ни мой «дьявол» не могут изменить хода войны. Вернер носится с идеей достать ракетой Америку. Он мастерит уже ее. Это будет пилотируемая летчиком межконтинентальная ракета, гигантская сигара длиной двадцать девять метров и с радиусом действия пять тысяч километров. Допустим, он сделает ее. Но ведь это будет средство шантажа, не более…
— Вы, оказывается, пессимист, Курт.
— Для оптимизма нет оснований, Отто.
— Но, наверное, фон Браун рассуждает иначе? Это действительно ученый, гений?
— Я уже говорил вам о Клаусе Риделе. В тридцать четвертом году вместе с Рудольфом Небелем он был владельцем крупнейшего в Германии ракетного пакета. Клаус был талантливым практиком. Он много лет проработал вместе с Брауном. Доверием Альфреда Шпеера и руководителей рейха он не пользовался, так как в свое время отказался надеть эсэсовскую форму. Браун использовал его, как использовал и Германа Оберта и меня. А когда Клаус стал не нужен, произошла автомобильная катастрофа… Мне одно заслуживающее доверия лицо сказало, что при осмотре разбившейся машины нашли штангу рулевого управления подпиленной. Но Ридель не такой человек, из-за которого гестапо сбилось бы с ног, разыскивая виновного. Ридель был под наблюдением у них, а одно время находился под следствием.
— А что стало с Рудольфом Небелем?
— Он давно отстранен от всяких дел, и, как видите, все получилось гладко: Рудольф Небель отстранен, Клаус Ридель погиб, Герман Оберт и Курт Еккерман давно в тени. Самый молодой из ракетчиков — Вернер фон Браун осыпан милостями фюрера и — на вершине славы…
— А что сейчас связывает вас с фон Брауном?
— Я все еще нужен ему. Время от времени он вызывает меня, чтобы проконсультироваться. У них там что-то не ладится, и каждая третья ракета или взрывается в воздухе, или сбивается с пути.
— В Веймаре штаб-квартира фон Брауна?
— Нет. Он снова обосновался в Пенемюнде. Около Веймара один из подземных заводов ФАУ.
Слева и справа от дороги в тумане обозначились очертания домов, Еккерман снова потянулся к сигаретам и сказал:
— Так уж мы устроены, когда разделяем с кем-нибудь наши заботы, наши тревоги, наши тайны, мы как бы освобождаемся и становимся спокойнее и увереннее в себе. По сути, у меня нет человека, к которому я бы относился с большим доверием, чем к вам. Друзей-венгров я растерял, как только переехал в Германию, а здесь, как видите, не обрел новых.
— Кажется, уже Веймар, и мы не свалились в пропасть, в нас не бросили бомбу и даже на нашу машину не наскочил грузовик.
— Не нужно шутить этим, Отто.
— Вы бывали, конечно, в «Черном медведе»? Помните там надпись: «Счастлив тот, кто в наши дни не утратил чувства юмора»?
— К этому я могу добавить: и тот, у кого есть что выпить.
— Но юмор ничего не стоит, а хорошее вино трудно достать даже за большие деньги.
Справа по ходу машины из тумана выплыл каркас огромного недостроенного здания. Здесь Гитлер намеревался отпраздновать победу над Россией, но в 1943 году строительство было приостановлено.
После войны Гитлер собирался перенести свою резиденцию в Веймар. Это был его любимый город, он часто посещал его и до покушения ходил по улицам без охраны.
В отеле «Элефант»[13] Еккерману и Енихе приготовили номера. Они находились рядом с апартаментами, где обычно останавливался Гитлер. Портье не замедлил сообщить им об этом, тем самым подчеркивая, с каким почтением хозяин отеля относится к прибывшим.
Утром за Еккерманом прибыла машина, и он уехал. После завтрака Енихе отправился в кирху, а потом решил немного пройтись по городу.
Улицы были узенькие и пустынные. Газовые светильники, установленные еще в прошлом веке, возвышались на длинных чугунных столбах. Дома, обложенные гранитными плитами, выстроенные много лет назад, казались покинутыми всеми. Город стоял целехонький. Его пощадили бомбы, и века пронеслись над ним, не изменив облика Веймара. Здесь каждый камень «пахнет историей», как сказал вчера Еккерман. Тем нелепее выглядел в соседстве с исторической стариной железобетонный скелет «Гитлер-хауза», которому не суждено было быть достроенным.