Книга Грядущая раса - Эдвард Бульвер-Литтон

Этим временем, мы приблизились к берегу озера, и Таэ обратил мое внимание на следы опустошения, произведенного в ближайших полях.

— Враг наш, без сомнения, скрывается на дне озера, — сказал Таэ. — Заметь, сколько рыбы собралось у берегов; даже большие рыбы перемешались с маленькими в общем страхе. Это пресмыкающееся, наверное, принадлежит к классу Крек, самому кровожадному из всех, и, как говорят, одному из немногих уцелевших видов тех первобытных чудовищ, которые населяли мир до появления Ана. Крек отличается ненасытной прожорливостью: он безразлично пожирает как растения, так и животных. Его любимое блюдо Ан, когда он может захватить его врасплох; вот почему мы беспощадно истребляем его в наших пределах. Я слышал, что, когда наши предки впервые поселились в этой, еще тогда невозделанной стране, эти чудовища, и также другие подобные им, водились здесь во множестве; и так как употребление вриля было еще неизвестно, то многие из нашей расы были пожраны ими. После того как мы познакомились с употреблением вриля, все эти враждебные нам животные были истреблены. Но по временам, какая-нибудь из этих гигантских ящериц заползает сюда из своих логовищ за пределами страны, и я помню случай, когда жертвою ее сделалась молодая Гай, купавшаяся в этом самом озере. Если бы она была на берегу, вооруженная своим жезлом, Крек не осмелился бы показаться ей на глаза; подобно нашим другим диким животным, это пресмыкающееся обладает инстинктом, внушающим ему страх к тем, кто держит в руках жезл вриля. Пока я стою здесь, чудовище ни за что не выйдет из своего логовища; но мы должны приманить его.

— Это будет довольно трудно.

— Нисколько. Садись вот на этот камень (он находился около трехсот фут от берега озера), а я отойду подальше. Животное скоро увидит тебя, или почует твое присутствие и, видя, что ты безоружен, двинется к тебе, что бы тебя пожрать. Как только он вылезет из воды, Крек будет моею жертвою.

— Ты хочешь сделать меня приманкою для этого чудовища, которое в одно мгновенье проглотит меня в своей пасти! Прошу извинить.

Ребенок засмеялся.

— Ничего не бойся, — сказал он, — только сиди смирно.

Вместо ответа я отскочил от него и хотел уже бежать со всех ног, когда Таэ слегка прикоснулся к моему плечу и устремил на меня неподвижный взгляд. Я сразу почувствовал себя, как бы прикованным к месту; всякая воля покинула меня, и я покорно последовал за ним и сел на камень. Многие из читателей вероятно знакомы с явлениями, приписываемыми животному магнетизму[8]; ни один из адептов этого сомнительного искусства никогда не мог произвести на меня малейшего впечатления, но я оказался бездушным автоматом в руках этого ребенка. Между тем он распустил свои крылья, поднялся на воздух и скрылся в кустах на вершине холма, в некотором расстоянии от меня.

Я был один; в неописанном ужасе я повернул голову по направлению к озеру и неподвижно, как очарованный, уставился глазами на его поверхность. Прошло минут десять или пятнадцать, показавшихся мне веками, когда в центре его гладкой поверхности, освещенной отблеском фонарей, стало заметно легкое движение. В то же время рыбы, собравшиеся у берега, почуяв приближение врага, стали метаться во все стороны; послышались всплески, и я заметил, что некоторые даже выбросились на песок. Длинная, волнующаяся борозда показалась на воде и стала приближаться к берегу, все ближе и ближе, пока, наконец, не вылезла громадная голова чудовища: страшные клыки, как щетина, торчали в его пасти, и оно уставило свои голодные, безжизненные глаза на то место, где я сидел, как пригвожденный. Вот уже его передние ноги показались на берегу, потом — грудь, покрытая до сторонам чешуей, точно бронею, с тускло желтою кожею посредине; наконец вся эта масса, около ста футов длиною, была уже на земле. Еще один шаг этих гигантских ног, и оно было бы около меня. Казалось, одно мгновенье отделяло меня от этой ужасной смерти, когда в воздухе блеснула точно молния, поразила чудовище и в течение неуловимого момента охватила его огнем. Свет исчез, и предо мною лежала какая-то обугленная, бесформенная масса, еще дымившаяся, но уже быстро рассыпавшаяся в прах. Я сидел, как пригвожденный, охваченный смертельным холодом; ужас мой теперь перешел в оцепенение.

Я почувствовал прикосновение ребенка к своему плечу: очарование кончилось, я поднялся с места.

— Теперь ты видишь, как легко Вриль-я уничтожают своих врагов, — сказал Таэ. Потом он подошел к дымившимся останкам чудовища и, взглянув на эту массу, продолжал спокойным голосом:

— Мне случалось уничтожать гадов еще крупнее этого, но никогда это не доставляло мне такого удовольствия. Да, это был Крек; сколько страданий он причинил, пока существовал!

Затем он поднял с земли выбросившихся из воды рыбок и возвратил их родному элементу.

XIX

После рассказанного приключения, в котором мы участвовали вместе с Таэ, этот ребенок стал часто навещать меня в доме Аф-Лина; он видимо привязался ко мне, и я платил ему тем же. Ему еще не было двенадцати лет, а серьезные научные занятия, которыми у них завершается период детства, начинаются только после этого возраста; так что, по умственному развитию, я ближе подходил к нему, чем к взрослым представителям его расы и особенно к Джай-и, из которых выдавалась высокоученая Зи. Дети Вриль-я, облеченные такими многотрудными и ответственными обязанностями, не отличаются особенною веселостью; но Таэ, при всей его даровитости, обладал тем добродушным юмором, который мы часто встречаем между гениальными стариками. Он находил такое же удовольствие в моем обществе, какое наш мальчик, одного с ним возраста, испытывает в товариществе любимой собаки, или обезьяны. Ему доставляло такое же удовольствие обучать меня разным обыденным приемам в жизни своего народа, какое испытывал мой племянник, заставляя своего пуделя ходить на задних лапках или скакать через кольцо. Я охотно соглашался на все такие опыты; но никогда не мог сравняться по успехам с пуделем. Вначале, меня очень заинтересовало применение крыльев, которыми пользуются у них с такою же легкостью самые маленькие дети, как мы руками или ногами; но все мои попытки в этом направлении привели только к серьезным ушибам, и я поневоле должен был оставить их.

Эти крылья, как я уже говорил, очень большого размера и достигают до колен; сложенные на спине они образуют род плаща или эпанчи, очень красивой формы. Они делаются из перьев гигантской птицы, которая водится в окрестных горах; цвет их большею частью белый, но иногда с красными полосами. Крылья эти укрепляются к плечам, с помощью весьма легких, но сильных пружин; и когда они распускаются, то руки сами собой входят в петли, приспособленные с их нижней стороны и представляющие как бы части срединной перепонки. Верхняя часть их туники снабжена подкладкою из мелких трубок, которые, посредством особого механического приспособления, надуваются при подъеме рук и служат как бы пузырями, чтобы поддерживать их на воздухе. Как самые крылья, так и этот поддерживающий прибор, сильно заряжены врилем и, при подъеме на воздух, тело как бы теряет свою тяжесть. Я не встречал затруднения в подъеме; раз были подняты крылья, это уже достигалось само собою; но тут начиналась опасная часть моих попыток. Мне никак не удавалось регулировать дальнейшее действие крыльев, хотя между своими я считался ловким в разных атлетических упражнениях и искусным пловцом. Все мои попытки ограничивались безуспешными, неуклюжими усилиями. Я был во власти крыльев, а не они — в моей; и когда, с помощью отчаянных усилий, мне, наконец, удавалось остановить их движение и приблизить их к моему телу, то исчезала поддерживающая меня сила, и я низвергался на землю, точно воздушный шар, из которого был выпущен газ; и только благодаря спазматическим усилиям, вызванным ужасом, я отделался при этом изрядным, ошеломившим меня ушибом и не разбился в куски. Несмотря на эти неудачи, я готов был продолжать мои попытки; но в этом меня удержала милосердная Зи, сопровождавшая меня во время этих жалких опытов летания; и, только благодаря своевременной поддержке ее крыльев, я не размозжил себе голову о вершину пирамиды во время последней из таких попыток.