Книга Воспоминания кавалерист-девицы армии Наполеона - Тереза Фигер

— Все решено, мой дорогой Мусташ. Если вы испытываете дружеские чувства к храброму драгуну, который изнемог уже в своем несчастье, вы предоставите тому доказательство. Помогите мне найти карету, чтобы вернуться в Париж, и добудьте без скандала из моей комнаты мою дорожную сумку, где лежат девятьсот франков, которые мне дала мадам Бонапарт. Я хочу исчезнуть, ни с кем не попрощавшись; так как я очень боюсь, что меня вынудят остаться.

Первый курьер, который был военным человеком, но сумел найти в себе силы приспособиться к жизни при дворе, ответил, что все сделает, если я немного подожду. Он мог бы мне заявить, что уезжать так резко — это противоречит всем правилам вежливости, что у него было больше времени, чтобы привыкнуть к своему нынешнему блестящему положению, что я рискую показаться неблагодарной по отношению к столь благосклонным и знаменитым хозяевам. Но он даже не стал пытаться это сделать, он просто пожалел меня и посочувствовал мне. Без сомнения, его наивная душа, как и моя, полностью отдалась во власть ситуации и была неспособна думать и предусматривать последствия.

Когда драгоценная сумка была забрана из моей комнаты, я украдкой улизнула, почти бежала из прекрасного замка Сен-Клу, куда я совсем недавно попала столь шумно, на белом коне и с видом триумфатора. Вот так хорошие советы господина Денона, попавшие в неправильную голову, не дали никакого положительного результата. Вот так, несмотря на волю величайшего гения всех времен, человека, который даровал троны, пророчество генерала Виктора не сбылось, и мадемуазель Сан-Жен упустила свою удачу.

Девятьсот франков послужили мне, если выражаться по-солдатски, на то, чтобы набить животы драгун в казарме Аве-Мария. Мой полковник был рад моему возвращению и тому, что я пожертвовала удачей, отдав предпочтение воинской службе, он живо пожал мне руку. Он мне поклялся, что пока он будет командовать полком, его маленький драгун Сан-Жен всегда будет иметь кусок хлеба.

Глава XI

Подлый цирюльник. — Сан-Жен бьет привратников. — Мое пребывание в замке Ляуссэ. — Вам приснились голубки? — Мои шутки.

И вот я снова стала драгуном-добровольцем, поселившимся на улице де Фурси, приходящим в казарму Аве-Мария на перекличку, проходящим гарнизонную службу и ходящим на Королевскую площадь на пешие маневры; согласно приказу военного министерства, драгуны обязаны были служить как кавалеристами, так и пехотинцами. Нас также обучали плавать, как людей, так и лошадей. Мы переплывали Сену в районе острова Лувьер, рядом с местом, где сейчас находится Аустерлицкий мост. А еще нас обучали брать на лошадь пехотинца. Мы освобождали стремя с левой стороны лошади и оставляли его пехотинцу, который залезал на лошадь, как мог, и устраивался позади суконного чемодана.

Мне пришлось перенести тяжелое горе. Чтобы соответствовать пожеланиям Первого консула, командиры частей начали требовать от солдат стрижки их косичек и хвостов. У меня были очень красивые волосы; я носила напудренную прическу с очень длинным хвостом, который я, забавляясь, заправляла за ремень. Перро, полковой цирюльник, обстриг все головы, за исключением моей. Заманчивые предложения от моих начальников, обещания, угрозы — ничто не могло заставить меня капитулировать. Однажды утром Перро появился, как обычно, чтобы подровнять мне волосы. Я устроилась на стуле, а он набросил простыню мне на плечи и достал из кармана книгу.

— Я принес, — сказал он, — новую книгу, она очень интересная.

Я взяла книгу, это был роман. Я увлеклась чтением, и Перро куда-то исчез; мысленно я оказалась на сто льё от моей комнаты. Вдруг я почувствовала что-то холодное у себя на затылке; я тут же вернулась к действительности и к Перро. Помилуй, боже! Рядом с собой, справа, мои глаза различили огромный пучок моих прекрасных волос, валявшийся на полу. Я потянулась рукой к затылку; он был обстрижен, и я испытала чувство глубочайшей обиды, перемешанной с позором. Перро предусмотрительно выбежал за дверь на лестницу; я бросилась за ним следом, побежала по улице прямо в простыне и тапочках, но с саблей в руках. Но монстр был впереди меня и сумел скрыться.

Примерно в это же время я была приглашена к генералу Ланну.[65] Он показал мне свою ногу, покалеченную неприятельским огнем.

— Не правда ли, Сан-Жен, — сказал он, смеясь, — как обидно? Какая была красивая нога! Увы!

Он и не подозревал, что австрийское ядро очень скоро оторвет ему обе ноги под Ваграмом, что и станет причиной его смерти.[66] Потом он заговорил о ранах, полученных мной, о лошадях, которые были подо мной убиты. Я дала ему полный отчет об этом.

— Что меня больше всего бесит, — добавила я, — так это то, что из четырех убитых лошадей три были моей собственностью. Что касается той, на которой я возила дивизионные бумаги при Дронеро, то хоть она была и не моя, но и полку она тоже не принадлежала.

— Итого, как я понимаю, государство должно возместить тебе стоимость этих четырех лошадей. Ты же за них заплатила, не так ли?

— Я пыталась что-то сделать, но бюрократы все собаки или черепахи, и я отказалась от этой затеи.

— Ничего, я сам заплачу тебе за это. Завтра будет большой парад в Тюильри, приходи сюда пораньше, я возьму тебя с собой, и твое дело разрешится.

На следующий день действительно генерал посадил меня в карету вместе с собой, мадемуазель Геэнек,[67] на которой он вскоре должен был жениться, и отцом этой молодой и красивой девушки. Когда мы вышли у большой лестницы дворца, господина Геэнека и его прекрасную дочь встретила группа высших офицеров и адъютантов. Их провели к большому окну, из которого можно было наблюдать за зрелищем. Генерал сказал мне:

— Держись меня и не отставай.

Потом он вошел в большой салон, который теперь называется салоном маршалов. Привратники почтительно открыли перед ним двери. Я приготовилась войти вслед за ним, но привратники оттеснили меня, и дверь закрылась. Вы понимаете, что я не буквально поняла слова генерала: у меня был вид мальчика из хора на мессе, прислуживающего господину кюре. Понятно, что генерал и собирался довести меня только досюда; в противном случае хватило бы одного его слова, чтобы привратники пропустили меня. Но я разозлилась, обозвала привратников деревенщинами и штафирками. Они тоже разозлились, а я схватила одного из них за белый галстук. Они стали звать на помощь. Поднялся шум, это был страшный скандал. И тут дверь салона открылась изнутри. Генерал Ланн появился на пороге. Он посмотрел на потасовку, а потом обратился к Первому консулу, стоявшему в нескольких шагах от него: