Книга По большому льду. Северный полюс - Роберт Эдвин Пири

Когда мы остановились, ветер за санями дул со страшной силой. Приделав к плоту руль (топор, привязанный к концу лыжи), мы легли около саней. Когда желтое солнце снова дошло до северного горизонта, Майгор и я встали, заняли свои места на санях и начали путешествие, подобного которому, насколько я знаю, не было в полярной работе. С полуночи до 5 часов утра мы шли вперед, быстро взбираясь на возвышенности и так же быстро спускаясь вниз. Руль действовал великолепно. Затем поперек нашей дороги появилась группа больших, покрытых снегом расщелин, и земля (это были полуостров Нурсоак и бухта Диско), темная и полускрытая туманом, с поразительной быстротой выступила из-за белой завесы под нами. Некоторые из расщелин, самые крупные, какие нам довелось увидеть, были около 50 футов шириной; все их скопление растянулось на примерно полмили в поперечнике.

Над расщелинами нависали снежные арки, хотя местами эти арки обвалились. Снежные арки были, по-видимому, достаточно крепкими, и мы направили сани на них и, придерживаясь за боковины плота, пролетали по ним. Края всех этих громадных трещин были окаймлены нависшими снежными языками, что не позволяло приблизиться к ним, чтобы измерить и посмотреть, насколько глубоко они уходят вниз. Мы могли только бросать поспешные взгляды на эти арки, проносясь по ним, и видели, что их растрескавшиеся голубые стены, обвешанные гигантскими сосульками и покрытые фантастическими ледяными рисунками, спускались до глубины темно-голубой ночи.

Участок за расщелинами позволил нам спускаться очень быстро, и мы, вскочив на сани, продолжили стремительный бег. Ветер, натянувший парус с такой силой, что грозил сорвать его с мачты, и быстрый спуск увлекали нас вниз с захватывающей дух быстротой. Наш плот скользил по снегу, легко и изящно подымаясь и опускаясь на каждой неровности.

Мы не скоро забудем тот славный бег по ледяным склонам, в хрустящем воздухе, при розовом свете полярного летнего утра. Примерно за час мы достигли области, где каждое углубление представляло собой голубое озеро, часто скрытое ледяными холмами. Мы были вынуждены спустить наш парус, сойти с плота и идти до тех пор, пока на нашем пути не оказалось огромный участок мокрого снега. Всего за это время мы спустились на 2125 футов. Снег у того места, где мы остановились, был насыщен водой, и ветер грозил снести нас в это снежное болото. Здесь мы оставались до полуночи, ожидая, пока поверхность промерзнет достаточно, чтобы выдержать нас. Однако уже на расстоянии пятидесяти ярдов от лагеря мы провалились по колено, и наши снегоступы оказались полностью забиты мокрым снегом.

По счастью, глубина этой снежной каши нигде не превышала трех футов и, перейдя вброд ручеек, протекавший в центре участка, мы наконец выбрались на сухой снег и, очистив сани от налипшего снега и льда, принялись бежать, чтобы восстановить кровообращение в ногах. В течение нескольких часов полузамерзшие снежно-ледяные болота чередовались с твердым голубым льдом, покрытым промоинами. Затем все изменилось: мокрый снег и озера исчезли, и поверхность, по которой мы шли, представляла собой белый зернистый лед, исчерченный по всем направлениям бороздами от 1 до 4 футов глубиной и от 2 до 10 футов шириной, с небольшим ручейком в глубине каждой.

Вершины почти всех ледяных холмов были испещрены расщелинами, где-то больше, где-то меньше, и одна из них, покрытая легкой, снежной аркой, чуть было не стоила жизни моему другу. Мы толкали сани, как обычно, до тех пор, пока их концы не оказывались на противоположных краях расщелины. Я перескочил через нее, чтобы подтянуть наш санный плот, в то время как Майгор его толкал. К несчастью, прыгая за мной, он поскользнулся, наступил на снежную арку, подавшуюся под ним, и провалился в расщелину, цепляясь за заднюю часть саней, передок которых резко рванул вверх, едва не вырвавшись из моих рук. На мгновение сани повисли, качаясь на краю пропасти, и жизнь человека зависела от того, упадут они или нет. Мне все-таки удалось удержать их, и голова Майгора появилась из расщелины; сани медленно наклонялись, и Майгор бледный, но улыбающийся, выбрался на лед.

Чуть поодаль от того места неприятное, хотя и неопасное приключение ждало уже меня: когда я спускался в ледниковый ручей глубиной по колено, чтобы перетащить «Свитхёрт» и «Принцессу Тиру» через него, поток сбил меня с ног, я оказался в глубокой впадине ниже этого места, а затем поток с головокружительной быстротой увлек меня вдоль своих полированных краев. Моя беспомощность в борьбе с этим потоком, едва более шести футов шириной и пяти футов глубиной, буквально взбесила меня, и как только на отмели появилось место, где можно было упереться заостренным концом моих снегоступов, я вскарабкался на крутой берег и побежал на помощь Майгору, который с трудом удерживал полупогруженные сани, борясь с течением потока.

По мере приближения к земле количество борозд и расщелин увеличивалось. Солнце, поднявшееся после своего короткого пребывания за горизонтом, блеском утра заставило нас забыть обо всем. Разнообразие глубоких богатых красок среди темных гор под нами было просто удивительным; мы увидели пробивающийся сквозь массивные проходы темный голубой цвет фьордов Пакитсок и Кангендлюарсарсок и за ними пролив Икаресак. Позади нас желтое солнце выплывало из моря света над голубовато-стальной линией замерзшего горизонта. Достигнув края ледяного языка, мы прикрепили сани и, привязав инструменты на спину, спустились по леднику.

На первый взгляд все выглядело точно также, как и три недели назад, но эти три недели полярного лета превратили каждый дюйм поверхности в твердый, блестящий, маслянистый голубой лед, и поверхность стала резче, глубже, более угловатой и сильнее выраженной, как на гравюре, которая дольше, чем обычно, была подвержена действию кислоты. Борозды, настолько широкие, что по ним, с любой стороны, спокойно проходили человек и сани, теперь выглядеди словно в десятки раз увеличенное лезвие ножа. Расщелины, через которые мы перескакивали, стали непроходимыми пропастями. Спускаясь по долине, мы находили новые скопления цветов, появившиеся за время нашего отсутствия. Местами дерн был покрыт пурпурными цветами, повсюду в изобилии росли нежные голубые колокольчики. Жара в долине, даже в этот ранний час, тяготила нас, привыкших к атмосфере внутреннего льда, и когда мы добрались до палатки, почти всю свою одежду, за исключением обуви, я нес на спине.

Два дня спустя, когда мои воспаленные глаза и потрескавшееся и покрытое волдырями лицо пришли в более-менее нормальное состояние, мы перетащили сани через горы, спустили их к палатке на себе и вернулись в Ритенбанк. Здесь, к большому моему сожалению, я был вынужден расстаться с моим рыжебородым, голубоглазым другом Майгором и отправился один к леднику Тоссукатек у основания полуострова Нурсоак.

Переезд в небольшой лодке от Ритенбанка до Кекертака. где я набрал экипаж и нанял умиак для путешествия вверх по фьорду, прошел без особых приключений, за исключением одной ночи, проведенной во время ливня на черном мысе Ниакарнак в ожидании, когда быстро проносящиеся мимо айсберги и поля льда дадут нам возможность переехать через фьорд. Черные скалы, дождь, весело стучавший по моему прорезиненному одеялу, словно по железной крыше, и сама местность укрытая траурным облачным навесом с несущимися по нему разорванными вуалями дождя, представляли собой первозданно-дикую картину, подобной которой я до этого никогда не видел.