Книга Мы из Бреста. Искупление - Вячеслав Сизов

— Может, зря ты опять своей головой рискуешь?

— А кто кроме меня может это сделать Сереж? Ты? Нет! Языка и людей не знаешь, местных обычаев тоже, обстановкой еще не владеешь. Кто-то еще из наших? То же самое, нет. Привязывать к нашим планам местную Контору считаю глупым. Они тут все друг с другом родственными связями повязаны, поэтому может быть утечка информации бандитам. Конечно, среди них есть порядочные и верные нашему делу люди, но пока на них выйдешь, время много уйдет. Во всяком случаи в Москве мне никого не назвали. Вот и получается, что кроме меня это сделать некому.

-Человек, который тебе дал информацию по Тбилиси хоть верный? Ему доверять то можно?

— Надеюсь, что да. Уверял что информация верная на 100 процентов.

Не рассказывать же Сереге что об этом человеке мне в середине 80-х ночной порой рассказывал его родственник, а вначале 90-х удалось с ним лично пообщаться. Еще очень крепкий и разумный старичок, переживший все катаклизмы 20 века, радовался происходящим в стране "демократическим" изменениям и развалу СССР. Много познавательного тогда удалось у него узнать из истории Грузии и Кавказа, борьбе старшего поколения "за их независимость". Теперь я решил воспользоваться теми знаниями и своим знакомством.

Глава

Под небом Тбилиси

На скамейке в старом парке почти в центре столицы Грузии одиноко сидел еще совсем не старый человек в летнем белом костюме, соломенной шляпе, с крепкой и дорогой тростью в руках. Он задумчиво всматривался в прохожих, но никогда надолго, ни на ком не задерживал своего взгляда. Так взглянет, оценит и забудет. Многие из прогуливающихся по парку старожил знали, что этот уроженец Манглиси вот уже почти двадцать лет каждый выходной с полудня сидит на этом месте, именно на этой скамейке и думает о чем-то своем. Знали они и то, что эти несколько часов его лучше не трогать и дать ему спокойно посидеть в одиночестве. Потом ближе к трем часам пополудни к нему можно будет подойти поговорить или предложить сыграть в шахматы. Тогда он не откажет в общении. Но эти три часа были для него священными и посвящены они были именно одиночеству. Завсягдатые парка знали его под именем Георгий. Он никогда не рассказывал о себе. Осталось неизвестным, когда и откуда он появился в городе, почему, всегда сидит в одном и том же месте, кто его родственники и есть ли у него семья. По его редким оговоркам лишь было известно, что он жил, где-то в пригороде, работал счетоводом в одном из многочисленных городских учреждений. В разговоры с незнакомыми людьми не вступал, никого ни о чем не расспрашивал. Впрочем, был он очень начитанным и грамотным человеком, знающим минимум несколько иностранных языков, отлично играющим в шахматы. Чем занимался до революции, Георгий ничего не говорил. Вообще старался не лезть в политику. Как только кто-то рядом начинал об этом говорить, сразу же собирался и уходил. Его не интересовали события в мире и идущая в стране война с немцами. Хотя было видно, что человек, когда-то воевал, о чем явственно говорил шрам на голове и отсутствие нескольких пальцев на правой руке. Он никогда не вступал в споры и не ругался. Сторонился шумных компаний, но от стаканчика доброго красного вина не отказывался и сам иногда приносил собой в парк несколько глиняных бутылок очень хорошего и вкусного домашнего вина, чтобы отметить со знакомыми какие-то только ему известные события. Но это было очень редко. Что поделать если он такой человек? Обычный тихий городской "сумасшедший".

Вот и сегодня Георгий снова занял свое место на скамейке. Весеннее солнце припекало, но тени деревьев хватало, чтобы комфортно сидеть и смотреть на окружающий мир. Народа в парке, несмотря на теплый и солнечный день было мало — несколько пар занятых только собой не спеша прогуливались по тенистым дорожкам, да вездесущие дети под присмотром своих мам неподалеку играли в песочнице, неподалеку от них скучала торговавшая мороженым лотошница. Поэтому появление в конце аллеи трех сотрудников НКВД Георгий заметил сразу. По дорожке в его сторону шел майор в сопровождении двух сержантов. Что-то привлекло внимание мужчины в этой троице. Какой-то случайно замеченный штрих, сразу привлекший его внимание. Какой конкретно Георгий так и не смог сразу вспомнить. Поэтому он еще раз внимательно осмотрел чекистов. Все трое молодые, высокие, загорелые, в отлично подогнанном обмундировании, явно тренированные, пружинисто ставят ногу. Вооружены только личным оружием — пистолетами. Идут о чем-то разговаривают. Расслаблены. Явно фронтовики, находящиеся на отдыхе после ранения. Об этом говорили свежие цветные нашивки за ранения, закрепленные над правыми карманами гимнастерок. У офицера одна желтая — за тяжелое, у сержантов по несколько темно-красных за легкие. Майор кстати слишком молод для своего звания.

Оставив сержантов у лотошницы, майор подошел к скамейке, где сидел Георгий и спросил разрешения присесть. И тут же не дождавшись ответа, опустился на сиденье.

— Простите, что пришлось вас здесь побеспокоить. Но нам нужно было встретиться и поговорить господин Георгий.— По-немецки тихо произнес майор.

Человеку, долго прожившему в Германии, не стоило большого труда

узнать в говорившем уроженца Ганновера.

— По-моему вы ошиблись,— так же по-немецки тихо ответил Георгий, аккуратно осматриваясь по сторонам и сильнее сжимая рукоять трости.

— Я думаю, нет. Как и не стоит тревожить вашу палку со стилетом внутри. Поверьте, несмотря на весь ваш опыт, я успею вас убить раньше. Положите ее на расстоянии вытянутой руки от себя. Вам ничего не угрожает, а мне будет спокойнее. Вот и прекрасно. — Заметив, что мужчина выполнил его указание, сказал майор и продолжил. — У нас с вами есть общий знакомый, который в свое время описал вас и то где с вами можно встретиться. Он и его друзья просили передать вам пожелание долгих лет жизни.

— У меня нет знакомых среди сотрудников НКВД. — Ответил Георгий.

— Можете не сомневаться. Они там действительно не служат. Надеюсь, имя Кайхосро Чолокашвили вы еще не забыли?

— Нет. Но насколько я знаю, он умер на чужбине...

— Вы правы. Мир его праху, хороший был драгун. Он умер 27 июня 1930 года от туберкулеза, заработанного во время Великой войны. Похоронен во Франции, на кладбище "Лювиль" в Лювиль-сюр-Орж (Leuville-sur-Orge) — традиционном месте захоронения представителей грузинской эмиграции. Это не так?

— Так. Но вы мне должны были еще что-то сказать...

— Увы, это все что я могу вам сообщить о вашем боевом товарище. А вот о неком поручике из отряда полковника Гедеванишвили действовавшем с отменной храбростью с группой юнкеров Военной школы на Лилойском боевом участке мог бы многое. Кстати вы как местный житель не помните, сколько из них тогда осталось в живых?

— Всего несколько человек.

— Я так почему то и думал. Но простите, я не закончил свой рассказ. Когда красная кавалерия обошла позиции полковника Гедеванишвили, малочисленная грузинская кавалерия попыталась её остановить контратакой у деревни Норио. В той атаке поручик отчаянно рубился с кавалеристами 11 красной армии и был ранен в голову. У него остался шрам от сабельного удара. Очень похожий на тот, что у вас. Как интересно ему удалось выжить, не знаете?