Книга Самвел - Раффи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он повернулся к Месропу, тоскливо ожидавшему его ответа.
– Я хвалю тебя за благоразумие, хвалю и за серьезность. Но не могу простить тебе клеветы. Избыток твоей энергии заставляет тебя говорить недопустимые вещи. Ты обвиняешь моих предков в том, что они беспощадно разрушили, уничтожили старое, заветное, чтобы взамен утвердить новое. Это верно. Но ведь таково начало всякого перелома. И разве наш господь Иисус Христос поступил иначе? Ведь и он не оставил камня на камне. Моего прадеда Григория Просветителя ты обвиняешь в том, что он заполнил Армению греческими и сирийскими монахами. Но ведь иначе и не могло быть. Ему нужны были подготовленные люди, и он привел их с собой из Кесарии. Мастер, собираясь возвести здание, ищет нужных работников за пределами своего края, если нет надежды найти их на месте. Но прадед мой не передавал этим чужеземцам права на духовное и умственное воспитание армян. То были временные наемные люди, которых приходилось терпеть, пока в Армении появятся новые силы из местных людей. С этой целью мой дед и основал множество школ, в которых даже дети жрецов должны были получить христианское образование. Если эти школы не дали нам желаемого результата и чужестранцы остались надолго в нашей стране, то винить в этом надо те злосчастные обстоятельства, жертвами которых сделались все мои предки. У них не было времени полностью осуществить дело просвещения армян. Мой дед, как Моисей, вынужден был бежать от ярости народа и последние годы своей жизни провел в безвестности, скрываясь в пещерах горы Сепух. О его сыне Вртанесе ты сам рассказал, как его хотели зверски убить здесь, в храме. Другой же его сын убит в провинции Цопк князем Архелаем. Аристакес остался монахом и не имел наследников, но один из сыновей его брата Вртанеса, Григорис, мученически умер за веру на равнине Ватнян; другой, Иусик, убит твоим тестем, царем Тираном. Два сына Иусика – Пап и Атанагинес – пали от руки убийцы в соседнем зале. Сын Атанагинеса Нерсес, мой отец, в настоящее время сослан на необитаемый остров Патмос. Как видишь, Месроп, ни один из моих предков не умер естественной смертью, – все они пали жертвами вероломства наших царей, нахараров или свирепости черни. Меч не дал им возможности совершить их великие замыслы, предназначенные для своей родины. Всю жизнь они провели в борьбе с закоренелым суеверием и погибли в этой борьбе. Но меня это не печалит, – смерть их была нужна, чтобы на их крови взошли и зацвели святые семена, посеянные в родную землю.
Месроп слушал его не прерывая; но бледное лицо Самвела выражало сильное волнение.
Славный сын великого первосвященника так закончил свои печальные объяснения:
– Если воля всевышнего когда-нибудь призовет меня, подобно моим предкам, на патриарший престол, моей первой заботой будет перевести на армянский язык священное писание и поставить воспитание армянского народа на подлинно национальной основе…
– А моей задачей будет, – добавил Месроп, – восстановить забытый армянский алфавит и освободить наш народ от чуждой нам персидской, греческой и сирийской письменности.
Кто бы мог думать, что через двадцать три года после этого горячего ночного спора эти два гениальных человека исполнят свою клятву и положат начало «золотому веку» армянского просвещения.
Дверь тихо приоткрылась; в келью вошли два монаха и одновременно сказали:
– Мы все слышали. И мы решили доказать, что греки и сирийцы не так уж плохи, как вы думаете…
Оба монаха были из числа монастырской братии. Один был грек, другой сириец. Первого звали Епифан, а другого – Шалитан.
На следующий день в замке Вогакан царило большое оживление. Слуги оделись наряднее обычного; служанки нацепили на себя цветные украшения, и даже евнух Багос облекся в пестрый балахон.
В замке ждали почетного гостя – Саака Партева.
Саак Партев не был чужим этому дому. Мамиконяны доводились ему дядьями. Его отец, Нерсес Великий, был зятем Мамиконянов. Мать Саака – Сандухт, была дочерью Вардана Мамиконяна, дяди Самвела. Отправляясь учиться в Кесарию, Нерсес взял с собой туда жену Сандухт. Там и родился Саак. Спустя три года Сандухт скончалась. Отец ее, Вардан, привез тело Сандухт в Армению и похоронил в фамильной усыпальнице патриаршего дома, в местечке Тил. Потеряв любимую жену, Нерсес недолго оставался в Кесарии. Он отправился в Константинополь для завершения своего образования и там снова женился на дочери греческого вельможи, которую звали Аспионэ.
Самвел рано утром вернулся из Аштишатского монастыря и немедленно известил мать о предстоящем прибытии в замок Саака. Известие это хотя и смутило княгиню, но, скрыв свое недовольство, она приказала приготовиться к приему гостя. Она терпеть не могла весь патриарший род, а Саака в особенности: его высокая знатность колола ей глаза. А на этот раз приезд сына великого армянского первосвященника был особенно некстати, так как в доме Мамиконянов горячо готовились к тайному антиармянскому и антихристианскому заговору.
До обеда оставалось несколько часов.
Зал княгини был разукрашен. Со стенных ниш и ларей сняли шелковые покрывала, чтобы можно было видеть расставленную в них драгоценную утварь. Золото, серебро и медь сверкали во всей красе и роскоши. Изящной работы блюда, тарелки, всевозможные кубки, чаши, пиалы, тонко разрисованные красные и черные кувшины из местной глины – все эти предметы роскоши служили только украшением, и ими никогда не пользовались.
Зал благоухал ароматом роз. Все сиденья, ковры, подушки – все было опрыскано розовой водой. На окнах в громадных вазах стояли букеты свежих цветов.
Княгиня сидела в своем обычном мягком кресле и в раскрытое окно смотрела в раскинувшуюся перед ее взором широкую даль. Отсюда была видна часть скрытой деревьями дороги, ведущей от монастыря Аштишата к замку. Беспокойный взгляд княгини был устремлен именно на дорогу. Она с глубоким волнением ожидала прибытия Саака. Но, вместе с тем, она мечтала о том счастливом дне, когда на этой же дороге покажется ее милый супруг и принесет с собой новое счастье и блеск нового величия.
Возле княгини сидела женщина, которая была гораздо моложе и привлекательнее своей соседки. Невинность и покорность выражало ее лицо, ее розовые губки. Большие черные глаза светились кротостью и бесконечной добротой. На ее лбу сверкал персидский царский знак – полудиск солнца с золотыми лучами. И верно: она была из рода персидских царей – сестра могучего Шапуха, Вормиздухт.
Это была вторая жена Вагана Мамиконяна и мачеха Самвела.
Эта красивая женщина пленила сердце Вагана; она связала отца Самвела и с персидским двором и с персидской верой. И, наконец, Шапух через эту женщину приобрел из нахарарского рода Мамиконянов верного соучастника…
Многоженство в то время было обычным явлением среди нахараров. Имея законную жену, они кроме того, держали и наложниц.
Вормиздухт стала женою Вагана в то время, когда Нерсес Великий, после несчастной гибели Аршакавана34, помирил царя Аршака с его нахарарами. Но Ваган Мамиконян и Меружан Арцруни не примирились с царем и, отделившись от нахараров, отправились в Тизбон и перешли на сторону персидского царя Шапуха.