Книга Ракетный центр Третьего рейха. Записки ближайшего соратника Вернера фон Брауна. 1943-1945 - Дитер К. Хуцель

Вот тогда все снова понимали, что нет никаких суперинженеров, а есть человеческий разум, который при помощи непоколебимой веры, неустанных усилий, изобретательности, трудолюбия и целеустремленности способен решить почти любую задачу. Но главное, что неописуемый восторг от успеха за несколько секунд заставлял забыть многомесячные мытарства и побуждал двигаться вперед, справляясь с еще большими трудностями.

Тем не менее сегодня, много лет спустя, я думаю, что в каждом инженере-ракетчике есть немного от Уолтера Митти[4]. Работа создателя ракет по-прежнему окутана таинственностью и характеризуется мечтами и верой в чудеса, которые совсем рядом. Кое-что, без сомнения, связано с необходимостью сохранять секретность, кое-что с не всегда реалистичной рекламой. Но я уверен, что основная причина таинственности – природное человеческое любопытство и беспокойное стремление к новым рубежам, его постоянное желание узнать, что сверху, снизу, с другой стороны и за пределами Земли.

Можно предположить, что тысячи лет назад человек знал только то, что ему было нужно. Возможно, у неандертальца не возникало со знанием никаких проблем, но времена изменились. Немецкого философа Готфрида Лейбница, жившего во второй половине XVII и начале XVIII века, часто считают последним эрудитом и специалистом, внесшим вклад во все известные тогда научные отрасли. С тех пор человеку все сложнее добиться полного контроля над одной научной отраслью или хотя бы над ее небольшим подразделом. В ракетостроении ученый и инженер чаще всего должны признаваться в невежестве, замешательстве и неуверенности, ибо опережают солидный, но узкий пласт фундаментальных исследований.

Об этом часто забывают, но опасность заключается вот в чем. Молодой инженер-ракетчик, иногда не очень молодой по возрасту, начиная работать в ракетной отрасли, ожидает, что многие не слишком чарующие его реалии, а именно обычный человеческий труд, по мановению волшебной палочки исключены в ракетостроении. Он думает, что в ракетостроении средства не ограничены, нет волокиты, надоедливой административной работы, разочарований, проблем межличностных отношений. Просто одна большая счастливая семья суперинженеров!

Такое мнение опасно, потому что разочарование провоцирует беспокойство. Люди ищут мимолетного утешения и забывают о великой конечной цели. В результате в молодой и многообещающей отрасли начинается текучка кадров, распадаются научные коллективы, выбрасывается на ветер накопленный опыт, что приводит к необходимости готовить новые кадры.

Опасно это еще и потому, что иногда контрактные агентства не понимают, сколько усилий требуется для создания эффективной команды работников. Из-за непонимания они присылают на должности случайных людей, сокращают штаты ради экономии средств, распространяя заблуждение о том, что ракетостроение – отрасль, которую можно создать мгновенно, и излишне подчеркивая, что, помимо всего, это очень спекулятивный бизнес.

К счастью, Пенемюнде удалось многого избежать. С одной стороны, мы были первыми в новой отрасли. Каждый последующий успех в создании военных ракет сильнее провоцировал нас на мечты об орбитальных космических аппаратах, межпланетных путешествиях и пилотируемых галактических исследованиях после окончания войны. В результате командный дух с осознанием того, что европейская промышленность даже в мирное время в меньшей степени страдает от текучки рабочей силы, чем промышленность США, способствует стабильности. Этому помогают и другие факторы. Из-за правительственных постановлений очень трудно поменять работу, ведь существует угроза призыва на военную службу; кроме того, многие профессионалы уже почувствовали вкус солдатской жизни на фронте.

Верно и то, что темп нашей работы, увлеченность ею и ее значимость помогли нам не думать о продолжающейся войне. Вне зависимости от нагрузки (часто мы работали круглосуточно), военного дефицита, бюрократических проволочек, изменения приоритетов, повторяющихся технологических провалов и обычной усталости мы в Пенемюнде считали себя везунчиками в сравнении с беднягами в крупных городах, которых уже не одурманивала пропаганда о неизбежности победы, в сравнении с измотанными, потрясенными солдатами, прежде других почувствовавшими приближение неотвратимой гибели.

К середине 1943 года союзные державы бомбили Германию постоянно и массированно. Более 30 тысяч человек погибли во время всего одного воздушного налета на Гамбург. С августа под постоянной бомбардировкой находился Берлин. Североафриканская кампания была проиграна, а в сентябре правительство Италии объявило о капитуляции. Оставалось только ждать, когда немецкие войска будут вытеснены из СССР и Польши. Постоянно шли сообщения о подготовке вторжения союзнических войск. В Пенемюнде все больше ощущалась нехватка ответственных деталей и расходных материалов; у нас все чаще забирали технический персонал, но это можно было пережить. С июля Гитлер уверовал, что A-4 поможет выиграть войну. Мы радовались тому, что наша работа в приоритете, но, к сожалению, пропаганда и производственная экспертиза усилили бюрократические проволочки. Министерство пропаганды объявило о том, что A-4 будет называться Фау-2 (от нем. V-2 – Vergeltungswaffe-2, «оружие возмездия»). Первым оружием возмездия стал самолет-снаряд Фау-1 (V-1), который так назвали 16 июня 1944 года – на следующий день после того, как на Лондон упали первые четыре ракеты Фау-1.

Порой нам казалось, что нас задушит бюрократия – «бумажная война». Имея значительный опыт работы в других странах, теперь я могу сказать, что у нас все-таки было не так плохо, учитывая дефицит, правила военного времени и т. д. Следует отметить, что в Пенемюнде почти не носили нацистскую униформу и знаки на лацканах. Да, бюрократия была неизбежной, но нельзя всерьез утверждать, что она главным образом отсрочила успех нашей миссии. Это доказывают следующие данные: с момента первого экспериментального запуска совершенно новой ракеты до запуска последней из более 4 тысяч состоящих на вооружении ракет прошло два с половиной года.

Однако легко нам не было никогда. Возникали и технические трудности, усложняющие состояние дел, и ситуации, испытывающие на прочность работников Пенемюнде, от которых все зависело. Часто стрессы, дефицит и вмешательства извне становились невыносимыми, и тогда звание «суперинженеры» казалось преуменьшением. Бывали времена, когда даже самые выдающиеся умы окончательно выматывались, но потом возрождались, полные новых идей, энергии и энтузиазма, – часто после долгой и бессонной ночи. Только истинный лидер способен оправиться после шока от неудачи и взяться за дело с новым энтузиазмом.

Наш отдел испытаний не был исключением. У нас были постоянные трудности с транспортом; по моей оценке, самая тяжелая из всех проблем. Нам не хватало исправных автомобилей, бензина, шин, запасных частей. Тем не менее мы справлялись. Хартмут оказался классным специалистом. Организаторские способности были лишь одним из его талантов. Помимо всего, он умел добиваться своего, лоббировать интересы, обладал даром убеждения и способностями торговца. Если в Пенемюнде вовремя не поставлялось нужное оборудование или его вообще было невозможно доставить, практиковалась стандартная схема: «Если детали нет на складе, сделай ее прямо здесь – в испытательном цеху. Импровизируй!»