Книга Маленький городок в Германии. Секретный паломник - Джон Ле Карре

– Послушайте. – Он указал на свою тряпичную сумку. – Я негласный акушер-аборционист. Вам я неугоден, но избавиться от меня вы не сможете. Аккуратная работа без нежелательных осложнений – вот за что мне платят деньги. Хорошо, я сделаю все по мере сил осторожно. Но, прежде чем мы приступим к сложной части операции, давайте-ка для начала произведем несколько простых подсчетов на пальцах. Как вам такая идея?

И они приступили к самому основному.

– Он не был женат?

– Нет.

– Никогда не был?

– Никогда.

– Жил один?

– Насколько я знаю, да.

– Когда его видели в последний раз?

– В пятницу утром на летучке в канцелярии. То есть в этой комнате.

– А потом?

– Насколько мне удалось установить, его позже видел наш кассир, но я могу расспрашивать о нем лишь ограниченный круг лиц.

– Еще кто-либо пропал одновременно с ним?

– Нет.

– Вы всех тщательно пересчитали? Может, не хватает какой-нибудь длинноногой птички из референтуры?

– У нас все время кто-нибудь находится в отпуске. Но отсутствующих беспричинно больше не имеется.

– Тогда почему Хартинг тоже не ушел в отпуск? Знаете, подобные люди обычно так и поступают. Совершают побег с полным комфортом. И вам советую сделать то же самое, если надумаете.

– Я понятия не имею, почему он не подал заявление на отпуск.

– Вы не были с ним близки?

– Разумеется, не был!

– А его друзья? Что говорят они?

– У него не было друзей в полном смысле этого слова.

– А не в полном?

– По моим сведениям, у него не было даже приятелей в нашем сообществе. Лишь немногие из нас вообще поддерживают дружеские отношения. У нас есть знакомые, но друзья среди них попадаются редко. Так складывается во всех посольствах. Сотрудники дипломатических миссий ведут слишком интенсивную общественную жизнь по работе и потому особенно ценят уединение.

– А среди немцев?

– Ничего об этом не знаю. Хотя какое-то время он тесно общался с Гарри Прашко.

– Прашко? Кто это?

– Здесь есть парламентская оппозиция. Так называемые свободные демократы. Прашко – один из их наиболее колоритных представителей. Правда, в свое время он попробовал себя в разных ролях. Даже числился в «попутчиках», о чем стоит упомянуть. В досье есть пометка, что они в прошлом поддерживали дружеские отношения. Познакомились еще в период оккупации, насколько я помню. Мы ведем картотеку потенциально полезных контактов. Я как-то даже расспрашивал его о Прашко формальности ради, и он сообщил мне, что отношения между ними полностью прекратились. Это все, о чем мне известно.

– Он когда-то был помолвлен и собирался жениться на девушке, которую звали Маргарет Эйкман. Гарри Прашко упоминался в заявлении как человек, способный дать положительную характеристику жениху. Как уважаемый член бундестага.

– И что с того?

– Вы даже не слышали об этой Эйкман?

– Боюсь, ее фамилия мне ни о чем не говорит.

– Маргарет Эйкман.

– Да, я вас понял. Но ничего не знал ни о помолвке, ни о самой женщине.

– А хобби? Фотография? Почтовые марки? Возможно, он был радиолюбителем?

Тернер непрерывно что-то писал. Складывалось впечатление, что он заполняет графы какого-то бланка.

– Он занимался музыкой. Играл на церковном органе. Еще, помнится, коллекционировал граммофонные пластинки. Здесь вам полезнее побеседовать с младшим составом. Хартинг больше мог откровенничать с ними, считая себя одним из них.

– Вы никогда не бывали у него дома?

– Был однажды. Ужинал там.

– А он посещал вас?

В ритме этого подобия допроса наступил небольшой сбой, поскольку Брэдфилд задумался.

– Один раз.

– Тоже ужинал?

– Нет. Просто заглянул выпить. Он не принадлежал к числу тех, кого обычно приглашают к ужину. Извините, если невольно задел ваши чувства принадлежности к определенному общественному слою.

– У меня таковых не имеется.

Брэдфилда это, казалось, нисколько не удивило.

– И все же вы навестили его, верно? То есть подали ему какую-то надежду. – Тернер поднялся и вернулся к окну, как огромный мотылек, которого так и тянет в свету. – У вас есть на него досье, не так ли? – Он заговорил чисто официальным тоном, вероятно заразившись бюрократической краткостью речи самого Брэдфилда.

– Да, но там только расписки в получении жалованья, ежегодные отчеты о проделанной работе. И еще характеристика из армии. Написана штампованными фразами. Прочитайте, если хотите. – Тернер не отозвался, и он продолжил: – Мы не держим подробных личных дел на такого рода сотрудников. Они постоянно меняются. Хартинг стал в этом смысле исключением из правила.

– Он прослужил здесь двадцать лет?

– Верно. Но, как я и подчеркнул, он был исключением.

– И не проходил проверок.

Брэдфилд предпочел отмолчаться.

– Двадцать лет в посольстве. По большей части непосредственно в канцелярии. И ни одной проверки. Его имя не фигурирует в списках министерства. Право же, поразительный случай. – Тернер говорил так, словно комментировал свою личную точку зрения.

– Мы предполагали, что он уже прошел все возможные проверки. В конце концов, к нам его перевели из контрольной комиссии. Там обязаны были придерживаться всех стандартных процедур.

– Однако заметьте: подвергнуться проверке – это в какой-то степени привилегия. Далеко не все удостаиваются столь пристального внимания.

Шатер убрали. Оставшись бездомными, двое немецких полицейских мерили шагами посеревшую лужайку, по́лы их намокших кожаных пальто вяло хлопали по ногам над ботинками. Это сон, подумал Тернер. Шумный навязчивый сон. «Место весьма метафизическое, – вспомнился ему приветливый голос де Лиля, описывавшего Бонн. – Фантазии полностью вытесняют реальность».

– Могу я кое-что сказать вам прямо?

– Едва ли я вправе отказаться выслушать вас.

– Ладно: вы обо всем меня предупредили. Это вполне нормально. И даже привычно. Но как насчет всего остального?

– Не пойму, о чем речь.

– У вас нет никакой версии, вот что я имею в виду. Никогда не сталкивался ни с чем подобным. Ни признака паники. Ни намека на объяснение. Почему? Он работал у вас. Вы были с ним знакомы, а теперь утверждаете, что он шпион, похитивший ваши отборные материалы. Он подонок, но похож на никому не нужный мусор. У вас всегда так, если кто-то уходит? Пустое место мгновенно затягивается? – Он подождал. – Позвольте мне дать вам подсказку, если она требуется. «Он проработал здесь двадцать лет. Мы безгранично доверяли ему. И по-прежнему доверяем». Как вам такой вариант?