Книга Что оставит нам Путин: 4 сценария для России - Татьяна Чеснокова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Негласный договор народа и власти гласил: власть обеспечивает стабильность и поступательность развития, охраняет страну от потрясений и ведет ее в сторону Запада. В обществе был консенсус: в России было слишком много драматических бурных событий, теперь нам нужен период спокойного развития, а там посмотрим… Этот негласный договор помог властям притушить выступления оппозиции в конце 2012 года. «Стране как воздух нужна стабильность», – веско говорила власть, и это было действительно убедительно. С одной стороны эта долгожданная стабильность, а с другой – истерические крики на тему «Путин-лыжи-Магадан». В общем, как-то инстинктивно хотелось склониться к стабильности и не открывать новую страницу оголтелой борьбы за лучшее против терпимого.
На этой стабильности и предсказуемости власть и имела свой ресурс прочности. И вот затем все развернулось совершенно неожиданным образом. От стабильности не осталось и следа, на будущей интеграции с Западом, по-видимому, уже можно ставить точку. И это ставит под вопрос целый комплекс начинаний во всех сферах жизни, которые в своем базисе подразумевали будущую европейскую интеграцию. Если мы не идем к этой интеграции, то тогда куда мы идем? Какой руководствуемся идеей? Какую строим экономику – самодостаточную? Это отнюдь не абстрактные вопросы. Миллионы людей в России связали свою жизнь и планы с развитием европейского вектора экономики. В Петербурге, например, въездной туризм становился серьезной статьей дохода, открывались новые отели разных классов, Петербургский экономический форум превратился в серьезное глобальное мероприятие, планировалось развертывание причалов для яхт со всего мира. И вот все это разом повисло в воздухе. Огромные вложенные деньги, десятки тысяч рабочих мест, перспективы развития оказались под большим вопросом.
Встает и другой интересный вопрос: а какой теперь договор предлагает власть народу? Стабильности нас лишили без всяких дискуссий. Что предлагается взамен? Похоже, взамен мы возвращаемся к прежнему курсу на расширение страны: власть демонстрирует готовность приращивать территорию самым что ни есть архаичным способом, а на все остальные обстоятельства предлагает народу закрывать глаза. А закрывать глаза есть на что. Объективно говоря, вся драматическая ситуация с Украиной – результат полного провала российской дипломатии в Украине. Не на того человека сделали ставку, неверно просчитали ситуацию, не подстраховались связями с разными слоями украинской политической элиты и, наконец, оказались не готовы честно принять свой политический проигрыш и начать строить отношения с нуля. Вместо этого во всех грехах обвинили Украину, которая в мгновение ока превратилась во врага, что, вообще говоря, противоестественно для российского общественного сознания. Российский народ определенно не давал власти полномочий превращать украинцев во врагов.
Как это ни удивительно, но крепость власти сейчас во многом строится на убеждении нашего народа, что США – мировое зло, которое мечтает уничтожить Россию. В российском общественном подсознании США действительно существуют в виде некоего ужасного монстра, который только и думает, как бы раздавить Россию. Реальные США озабочены совсем другими проблемами, хотя, конечно, и там есть силы, сконцентрированные на борьбе с Россией, современный мир вообще разнообразен и в нем можно найти кого угодно. Именно на этом живущем в подсознании со времен холодной войны образе врага и играют сейчас государственные СМИ, и это ведет к оживлению целого сонма образов и идей времен противостояния с Западом. Уже и образ Сталина все более и более настойчиво стучится в дверь. В Петербурге, например, во время парада 9 мая представитель администрации нес портрет Сталина впереди колонны ветеранов, да и цитаты из Сталина сопровождали парад. Скажем, звучало: «Иосиф Виссарионович Сталин называл артиллерию богом войны». Это, собственно, к чему вдруг? А вот есть такие незримые тайные связи, и, когда начинаешь тянуть за ниточку «Запад – враг», начинают вытягиваться на белый свет и другие вещи.
Стабильность и интеграция с Западом отменены, вместо них нам предлагают снова стать самими по себе и бросать вызов миру. Непонятно, правда, на каком базисе мы будем стоять, бросая этот вызов. Что нам предлагает власть вместо стабильности, роста благосостояния, интеграции с Европой, расширения свобод и открытости миру?
Очень часто вместо этого предлагается национализм. Но национализм в полном объеме разыграть в России, по счастью, невозможно – в силу ее многонациональности. Тогда на чем может строиться противостояние с Западом?
Немало толкуется о евразийстве. Но что стоит за этим словом, так и остается неопределенным. Наполнить евразийство конкретным содержанием за многие годы так и не удалось. Это понятие скорее поэтическое, чем рациональное. Поэтому власть пытается нащупать другие, более конкретные «кирпичи», опираясь на которые, можно построить систему ценностей, отграничивающую Россию от Запада. Отсюда и абсурдистская и гипертрофированная борьба с людьми нетипичной сексуальной ориентации, якобы несущими угрозу обществу, и странные всплески оголтелой критики ювенальной юстиции, по сути, просто защищающей детей от жестокости взрослых родственников. Зацепившись за нечто такое, к чему окажется наиболее чувствителен народ, власть попытается предложить альтернативную систему ценностей, очевидно, более консервативную и даже архаичную. Другой вариант – возвращение к социалистической идеологии в той или иной форме – потребовал бы существенной перестройки общества и привел к попытке бегства осязаемой части населения с большой суммой денег. Социалистический вариант малоприемлем и для самих представителей правящей элиты, которые совсем недавно влились в ряды крупных собственников и еще не насладилась всеми радостями обладания разнообразным движимым и недвижимым имуществом.
Разумеется, на идеологическом поле есть и еще много чего, в том числе и зародыши тех идеологий, которые придут на смену современному западному обществу потребления. Однако, по-видимому, перепрыгнуть через определенные этапы развития невозможно. И не прошедшая через развитый капитализм Россия не готова воспринять идеологии будущего, проще цепляться за систему ценностей, обращенную в прошлое.
После распада СССР ареал распространения русского языка резко сократился. В какой-то момент стало казаться, что из общемирового языка, пусть и не такого популярного, как английский, китайский или испанский, он превращается в локальный, вроде немецкого. Потом наступил период вялого оживления. Стали выделяться какие-то деньги на изучение и поддержание русского языка за рубежом, жители бывших советских республик почувствовали, что от знания «великого и могучего» может быть бизнес-польза. Правда, параллельно шел процесс закрытия русских школ и сокращения зоны русскоязычных СМИ в соседних с Россией странах. Ничего удивительного в этом нет: борьба за формирование собственной идентичности требовала периода дистанцирования от огромного соседа и его культуры, продолжающей оказывать влияние, несмотря на границы и предрассудки. Тем более, будем честными, не всегда это влияние можно назвать положительным.
Немного цифр: в 1990 году количество владеющих русским языком в мире достигало 350 млн человек. В 2005-м оно сократилось до 278 млн, по степени распространенности русский язык занимал четвертое место в мире. Согласно прогнозам того времени, к 2015 году количество знающих русский язык должно было сократиться до 212 млн человек. «Русский является единственным из ведущих мировых языков, который на протяжении 15 лет утрачивает свои позиции», – констатировали в то время эксперты, кто с печалью, а кто и не без тайного злорадства.