Книга Жертвоприношение - Грэхем Мастертон

– Иди и посмотри сам.

Я соскочил с кровати и нашел свои полосатые шорты.

– Я закрывала дверь в свою комнату, когда увидела мерцание, – сказала Лиз. – Как будто какие-то неполадки с электричеством.

Я вышел в коридор, и Лиз двинулась следом за мной. Вокруг стояла полная темнота. Ночь была безлунной, а окна плотно зашторены.

– Я ничего не вижу, – сказал я. – Наверное, это было отражение. Когда ты открывала дверь, свет из твоей спальни отразился в зеркале на площадке.

– Это было не отражение, – настойчиво уверяла Лиз. – Свет был голубой, как будто горело электричество.

Я на ощупь двинулся по коридору к лестнице. Стояла такая темень, что проще было закрыть глаза и нащупывать путь вдоль стены, как слепому. Лиз держалась позади меня, положив руку мне на плечо.

– Это продолжалось всего пару секунд. Но свет был очень яркий.

Мы почти достигли площадки, когда я услышал пронзительный визг. Как будто кричал ребенок, оказавшийся в страшной опасности. Волосы у меня встали дыбом, и я воскликнул:

– Черт, что это?

Лиз испуганно схватила меня за руку. В ответ я тоже крепко сжал ее ладонь.

Крик становился все пронзительнее и ближе. Он был похож на гудок приближающегося поезда. А затем, перейдя с мажора на минор, затих.

Сразу после этого мы услышали шум, напоминавший глубокий раскатистый рык. А может, это был не рык. Его не могло бы издать ни одно животное, виденное мной ранее: ни в зоопарке, ни в передачах про природу. Этот звук больше походил на замедленный и усиленный человеческий голос. Низкий, искаженный – и такой громкий, что стекла задребезжали в оконных рамах.

Затем свет замерцал и полился сквозь щели вокруг чердачной двери. Ослепительное голубое сияние моментально залило весь коридор и площадку. Я увидел бледное и напуганное лицо Лиз. На стене в коридоре мне бросилось в глаза изображение распятого Иисуса.

– Господь всемогущий, – прошептала Лиз. – Что это, по-твоему?

Я выпрямил спину, приняв героическую позу, и похлопал Лиз по руке.

– Есть вполне разумное объяснение, – ответил я, следя как лучи и треугольники света пляшут у меня перед глазами, пока самого меня била дрожь. – Это что-то вроде короткого замыкания. А может, статическое электричество. Мы рядом с морем. Это могут быть огни святого Эльма[22].

– Что?

– Огни святого Эльма. Иногда их можно увидеть на мачтах кораблей или на крыльях аэропланов. Явление назвали в честь святого Эльма, покровителя средиземноморских моряков.

Я остановился, заметив, что ей, видимо, стало интересно, откуда у меня такая информация.

– Я читал об этом в ежегоднике «Игл», когда мне было лет двенадцать.

– Понятно.

Лиз была слишком молода, чтобы помнить этот ежегодник таким, каким он был.

– Ну ладно, а как ты объяснишь этот крик?

– Не спрашивай. Может, это воздух в водопроводных трубах. А может, на чердаке застрял голубь. И до него добралась крыса.

– Голуби так не кричат.

– Знаю. Но этот, возможно, кричит.

Мы стояли в темноте и ждали. Никогда еще я не испытывал такой тревоги и такого чувства беззащитности. Лиз сжала мою руку, и я сжал ее в ответ, но, что делать дальше, я не знал. У меня даже мысли не возникало, что на чердаке происходит что-то мистическое. Произошло короткое замыкание, огромная крыса визжала, кричала и носилась туда-сюда. Я не верил, что во всем этом было что-то сверхъестественное. И считал, что всему можно найти вполне адекватное и разумное объяснение.

– Может, тебе стоит взглянуть? – предложила Лиз.

– Может, мне стоит взглянуть?

– Ты же мужчина.

– Мне это нравится, – резко ответил я, продолжая дрожать. – Все вы женщины одинаковые. Требуете равенства, только когда вам это выгодно.

И все же я понимал, что мне придется подняться на чердак и столкнуться с разбушевавшейся тварью. Я не мог вернуться в постель, проигнорировав эти огни, крики и стуки. Не потому, что не смог бы уснуть, а потому, что эта гигантская крыса угрожала всей моей работе. А еще моему мужскому самолюбию. Я не мог допустить, чтобы Лиз подумала, что я испугался этой твари.

Не мог допустить, чтобы Лиз думала, что я вообще чего-то испугался – особенно ее.

Снова замигал свет. Уже не такой яркий – ближе к оранжевому оттенку. А через пару секунд я почувствовал слабый кислый запах гари.

– Ты не думаешь, что на чердаке пожар? – спросила Лиз.

– Не знаю. Но, может, ты и права. Надо пойти посмотреть.

Я огляделся в поисках подходящего оружия для защиты. В соседней спальне кроме полудюжины ящиков из-под чая, набитых старыми подушками, уродливых настольных ламп, лакированных книжных подставок, покрытых бурыми пятнами номеров «Филд», и наполовину пустого кресла-мешка валялся сломанный кухонный стул.

– Подожди, – сказал я Лиз и, пройдя в комнату, взялся за стул. С шумом разделав его, словно гигантскую индейку, оторвал от него заднюю ножку.

– Вот, – сказал я, взмахнув ею, как пещерный человек – дубинкой. – Еще раз услышу шум, и в ход пойдет ножка от стула.

Я подошел к чердачной двери. Свет уже перестал мигать, но я все равно слышал прерывистое электрическое жужжание и потрескивание. А еще чувствовал тот характерный неприятный смрад, который мог быть вызван не только гарью, но и чем-то другим. Он был слишком сладкий для гари и слишком слабый. Сложно было определить, что это такое. Почему-то он вызвал в памяти затхлый кислый запах антикварного бюро, когда выдвигаешь ящики и заглядываешь внутрь.

– Похоже, затихло, – сказала Лиз.

– Мне от этого не легче.

– Да ладно тебе, – проворчала Лиз. – Может, не такое уж это и чудовище, раз все в деревне знают про него.

– А ты так не думаешь? – недоверчиво спросил я. – Все может быть еще хуже. Я имею в виду – почему все знают про него, если это не что-то ужасное?

Я не видел лица Лиз, скрытого тенью, и на свой вопросительный взгляд не получил ответа. Нет ничего хуже, чем, когда женщина, которая вам нравится, требует, чтобы вы делали то, что ненавидите. Но в конце концов я сдвинул тугую металлическую щеколду, открыл чердачную дверь и снова почувствовал этот обволакивающий запах. Запах выдыхаемого воздуха. А еще я различал кислый аромат гари, только он стал слабее. И не было никакого дыма. Кроме того, здесь было холодно, очень холодно – как в холодильнике.

Лиз поежилась:

– Непохоже, вроде ничего не горит.