Книга Последний аргумент - Дмитрий Казаков

– Привет, сорванец! Но зачем так кричать? Вдруг мама спит?

– Нет, она не спит! – заявил мальчишка, спрыгивая на пол. Для своих шести лет он был очень подвижен и ловок. – А ты колючий!

Виктор невольно провел рукой по подбородку, ощущая уколы от щетины и замер, услышав легкие, почти неуловимые шаги жены. Она вошла стремительно, на круглом лице играла улыбка, глаза словно светились изнутри.

– Ты пришел! – сказала она просто, но в этом возгласе было столько любви и нежности, что Виктор едва не задохнулся.

– Да, – ответил он, чувствуя, что усталость от нескольких суток напряженной работы не имеет никакого значения, если тебя вот так любят и ждут дома, если ты там настолько нужен.

Они обнялись. Кожа жены пахла ландышами, а дыхание было частым, прерывистым.

– Я так волновалась, – сказала она, в то время как сын возился около отцовского кейса, пытаясь вскрыть кодовый замок. – Неужели нельзя иначе?

– Нельзя, – ответил он, гладя жену по спине, по мягким, шелковистым волосам. – Сама понимаешь. Очень много работы.

– Я понимаю, – вздохнула она, и Виктор ощутил неожиданный прилив гнева. Злости на тех людей, из-за которых он вынужден так подолгу находиться вдали от семьи!

Она не стала больше спрашивать о работе – давно знает, что муж не обо всем имеет право говорить даже самому близкому человеку. Слегка отстранилась от него и сказала:

– Пойдем завтракать. Наверняка, ты все это время только бутербродами и питался!

– Это верно, – Виктор улыбнулся, а в желудке голодно квакнуло.

Яичницу с помидорами и сыром глотал так спешно, что почти не чувствовал вкуса. Жена подкладывала еще и еще, на лице играла довольная улыбка – любимого мужчину кормить и так удовольствие, а если он еще и уплетает за обе щеки, то что еще нужно для счастья?

Почти автоматическим жестом Виктор протянул руку и достал пульт. После нажатия кнопки ожил небольшой телевизор. На экранчике появился деловитый диктор в безукоризненно отглаженном костюме.

– А теперь передает наш корреспондент Жамиль Муслимов, – проговорил он и исчез.

Вместо него появилось хорошо знакомое Виктору место – Поклонная гора, точнее – груда обломков на месте памятника Дружбы Народов. Камера елозила туда-сюда, показывая подробности, а голос за кадром рассказывал, сколько человек погибло, а сколько оказалось ранено.

Жертв, кстати сказать, было немого. Террористы стремились к тому, чтобы уничтожить монумент, а не к тому, чтобы истребить как можно больше народу, как в случае с торговым центром. Погибли почти все, кто оказался в музее, а за его пределами пострадали немногие – в основном те, кто попал под ударную волну.

– … существуют разные версии того, кто виноват в трагедии, – корреспондент, жгучий брюнет с узкими, точно у змеи, глазами, наконец появился в кадре. Всем видом он давал понять, что допущен к секретам следствия. – Органы правопорядка не раскрывают всех деталей, но наиболее вероятной считается возможность, что это дело рук китайской разведки. Китай, как известно, давно лелеет агрессивные планы в отношении восточных регионов нашей страны…

Виктор едва не подавился. Откуда взялась версия с китайцами – он даже не мог представить. Оставалось думать, что во всем виновата фантазия журналистов.

Подбежал сын, обхватил теплыми ладошками плечо, прижался. Глаза его тут же приклеились к экрану телевизора. Неожиданно мальчишка всхлипнул, спросил с настоящим страхом в голосе:

– Папка, нас ведь не взорвут?

Виктор на мгновение замер, а затем ощутил, как по телу пробежала дрожь. Кровь бросилась в лицо, и нахлынула ненависть, такая сильная, что казалось, что от нее сейчас лопнет сердце. Ненависть к тем, кто убивает людей, взрывает дома, и тем самым вкладывает страх в души детей…

– Нет, – сказал он глухо, гладя ребенка по голове. – Они нас не взорвут. Не смогут. Их скоро поймают и посадят в тюрьму!

– Хорошо, папа! – мальчуган просиял, страх ушел из его глаз. Топая по полу, словно жеребенок, сын убежал в комнату.

Настроение испортилось, и Виктор поспешно выключил телевизор, словно он был в чем-то виноват. Завтрак доедал без всякого аппетита.

* * *

Когда Владимир вошел в подъезд многоэтажного дома и нажал кнопку вызова лифта, похожую на толстый красный нос, торчащий из стены, то сердце забилось в сладком предвкушении. Еще с утра он позвонил Ольге, и она ждала его. Самая обаятельная и красивая из женщин…

Дверь распахнулась сразу после звонка, словно хозяйка ожидала за ней, подглядывая в щелку.

Владимир невольно застыл, не в силах оторвать глаза. Они были знакомы несколько лет, и все равно он всякий раз поражался, насколько его подруга красива. Простое платье подчеркивало мягкую округлость груди, тонкую талию, на нежном, словно персик, лице выделялись большие карие глаза, а каштановые волосы сверкающей волной падали на плече.

– Чего замер? – спросила она, улыбаясь. – Или забыл, как я выгляжу?

– Я помню, – пытаясь сглотнуть пересохшим горлом, ответил Владимир. – Да только не помогает!

Она довольно засмеялась, отошла в сторону, пропуская гостя в квартиру. Там пахло жареным мясом – к приходу любимого мужчины готовится нечто особенное, необычное. Запах был до того аппетитным, что Владимир невольно облизнулся.

Ольга рассмеялась еще раз, весело, открыто. К ее смеху хотелось присоединиться, даже не зная причины.

– А по телефону сказал, что не голодный! – проговорила она.

– По телефону – не голодный, – отшутился он. – А так – очень даже!

– Ну тогда, – сказала Ольга томно, глаза ее замерцали мягким светом, розовые губы чуть приоткрылись, – пойдем поедим. Или…

– Еда подождет! – прохрипел Владимир, делая шаг вперед. Руки его скользнули по плечам женщины, привлекли к себе, и спустя мгновение он забыл о голоде, да и обо всем на свете…

Спустя сорок минут они сидели со столом. Владимир жевал, а Ольга счастливыми глазами наблюдала за этим процессом. Большая тарелка пустела с пугающей быстротой, что лишний раз говорило о кулинарном мастерстве хозяйки.

– Слушай, – сказала она, когда мужчина со счастливым вздохом отодвинул опустевшую тарелку, – может, хватит тянуть с этим? Сколько мы встречаемся? Больше трех лет! Может, нам пора жить вместе? Да еще и пожениться?

– Ты знаешь, я не могу, – Владимир вытер губы салфеткой. На лицо его набежала тень. – В любой момент меня могут раскрыть. И тогда что – смерть или в лучшем случае – пожизненное заключение. Зачем тебе мертвый муж, или такой, который проживает в общей камере где-нибудь на Колыме?

Он говорил ей обо всем еще в те времена, когда не существовало никакого Российского национального комитета. Никогда не боялся, что она проговорится, скажет что-либо лишнего.