Книга 50 знаменитых самоубийц - Елена Кочемировская

Все активное, духовное, возвышенное и творческое в человеке философ относит к проявлениям мужского начала, а все материальное, низменное и пассивное считает чисто женским (в лучших традициях средневековых теологов, утверждавших, что женщина – «сосуд греха»). Иными словами, мужское начало несет добро, а женское – зло. Вейнингер отказал женщине в логике, разуме, наличии чувства прекрасного, способности любить… Вот один из самых известных афоризмов книги «Пол и характер», полюбившийся Адольфу Гитлеру: «Самый низкий мужчина выше самой достойной женщины». Или такой: «Женственность – это хаос, женское начало – это бездушная материя, это ничто: небытие, абсурд. Мужество – это Суть. Мужское начало – это символ всего… Мужчина в чистом виде есть образ и подобие Бога, то есть абсолютного Нечто. Женщина символизирует Ничто. Таково ее вселенское значение, и в этом смысле мужчина и женщина дополняют друг друга».

Возникает вопрос: если женщина (точнее, женственность) – действительно Ничто, то стоит ли вообще уделять ей столько внимания? Получается, что «ничтожество» обладает удивительной притягательностью и какой-то демонической властью. В общем-то ответ на поставленные вопросы можно найти у самого Вейнингера, и он вполне предсказуем: «Ненависть к женщине – всегда лишь еще не преодоленная ненависть к собственной сексуальности». По большому счету, многие поражающие своей агрессивностью пассажи являются следствием неудач молодого Отто на любовном фронте.

Второй аспект работы связан с происхождением Вейнингера и с тем загадочным психологическим явлением, которое позднее философ Теодор Лессинг назвал «еврейской самоненавистью». В труде «Пол и характер» еврейству посвящена отдельная глава. Вейнингер, стараясь оградиться от упреков в антисемитизме, заявляет, что описывает не расу, не народ и не вероисповедание. Под «еврейством» он понимает определенный набор душевных свойств, который в наибольшей степени проявляется именно у евреев, но может обнаружиться у любого человека (даже у арийца). Например, у любимого композитора Вейнингера, чистокровного немца Рихарда Вагнера, элемент еврейства проявляется в навязчиво громкой и бравурной музыке, в усиленном внимании к оркестровке своих произведений. Яркими представителями еврейства Вейнингер и считает антисемитов, утверждая, что антисемит чувствует свою еврейскую психологию и старается освободиться от нее. В целом же Вейнингер говорил о родственности «еврейства» и «женского» начала, он практически отождествлял их.

Одержимость, с которой Вейнингер пытается откреститься от собственного происхождения, понятна – себя-то он считает гением, а гений и еврейство, согласно его же собственной концепции, несовместимы. С таким же фанатизмом он стремится уничтожить женщину в себе, стать «абсолютным мужчиной» – что тоже невозможно, если принять бисексуальность человека как данность. Вейнингер загнал себя в тупик собственных философских воззрений, а «Пол и характер» определил скорую гибель Вейнингера-человека и бессмертие Вейнингера-философа: «Книга эта означает смертный приговор, который предназначен или для самой книги, или для ее автора», – писал он.

Философские воззрения Вейнингера вызывали бурную реакцию современников и по сей день продолжают возбуждать противоречивые толки. Одни считают его выдающимся мыслителем, во многом предвосхитившим открытия в области физиологии и психологии пола. Другие воспринимают «Пол и характер» как отражение психологического неблагополучия автора: страха перед женщинами и собственной сексуальностью, чувства ущербности из-за своей национальности, сочетающегося со всепоглощающим желанием возвышения и всеобщего признания. Третьи отзываются о книге Вейнингера с омерзением и гадливостью – слишком много в ней откровенного шовинизма. Четвертые расхваливают «Пол и характер», цитируя подходящие к случаю афоризмы о низменности женского начала, а заодно – чего уж там – находя обоснованным антисемитизм Вейнингера. К последним, кстати, относится и Адольф Гитлер, который настолько проникся идеями философа, что назвал его «приемлемым евреем» и даже не стал сжигать его книги и лишать докторской степени (в отличие, например, от Цвейга). Вейнингер стал единственным «не-арийцем», книги которого не сжигались в нацистской Германии.

Отто Вейнингер родился 3 апреля 1880 г. в Вене, самом антисемитском городе Европы того времени. Он стал вторым сыном в многодетной семье еврейского живописца-ремесленника (у Отто были и сестры). Все, кто знал Отто ребенком, рассказывали, как открыт и восприимчив он был в детстве. Любое природное явление имело для него свой особенный смысл, который он стремился найти. Малейшие несчастья и неприятности больно ранили его.

С детства мальчик проявлял необычайную умственную зрелость, его любопытство не знало предела – все увлекало и захватывало его. Ни о какой конкретной профессии долгое время не могло быть и речи, и, поступив в университет, Отто старался максимально использовать свои способности. Он изучал естественные науки, затем переключился на философию и психологию, слушал курсы математики, физики, медицины. Конечно, в этом таилась опасность распылить силы, но только не для Вейнингера – в двадцать лет он писал: «…Мои духовные силы таковы, что я мог бы в известном смысле решить все проблемы».

Однако духовная жизнь философа вступала в постоянное противоречие с жизнью материальной. Круг его знакомств был, мягко говоря, невелик, он с большим трудом устанавливал контакты с людьми. Нет никаких сведений о взаимоотношениях Отто с женщинами, у него не было ни подруги, ни невесты. Похоже, он не знал радостей любви: если у него и были какие-то отношения с противоположным полом, то, по-видимому, они заканчивались неудачей. Стефан Цвейг, который учился в университете в одно время с Вейнингером, вспоминал: «У него всегда был такой вид, как будто он только что сошел с поезда после тридцатичасовой езды: грязный, усталый, помятый; вечно ходил с отрешенным видом, какой-то кривой походкой, точно держался за невидимую стенку, и так же кривились его губы под жидкими усиками…»

Похожее описание внешности сделал Артур Гербер, один из немногих друзей Отто Вейнингера: «Отто был худ, неловок, небрежно одет, в движениях было что-то судорожное; ходил опустив голову, неожиданно срывался и несся вперед». И добавлял: «Никогда я не видел его смеющимся, улыбался он редко». Впрочем, во время совместных прогулок с Гербером Вейнингер преображался, он «…как будто становился выше ростом. Увлеченный разговором, фехтовал зонтом или тростью, как будто сражался с призраком».

Отто Вейнингер выработал в себе высокомерное отношение к «земному», «житейскому», которое мешает возвыситься и жить исключительно духовной жизнью. Он как будто возвращался в Средневековье с его противопоставлением души и тела, плотской «грязи» и духовного «величия», фанатичной верой в необходимость избавления от телесной греховности. Вейнингер смотрел на мир сквозь призму собственных теорий, а такая картина не могла не быть искаженной. Он не мог принять красоту реального «низменного» мира (ведь это значило бы «упасть в грязь»), а потому живописал его мерзость. И чем больше манил его недоступный мир, тем более отталкивающие картины он рисовал, убеждая в первую очередь самого себя.

Ни одно слово не встречается в его бумагах чаще, чем «преступление». Вся философия Вейнингера построена на идее греха и искупления, само понятие первородного, неизбежного греха было очень близко ему. В чем же он видел возможность очищения? В том же, в чем и монахи: в восхождении к высотам духа, где царят разум и мораль и нет места плотским желаниям. Казалось бы – Вейнингер мог обратиться к религии, уйти в монастырь и стать теологом. Но он поставил перед собой другую цель: не только очиститься самому, но и привести человечество к истинному счастью, освободив от греха. Вейнингер дал клятву не отступить от своей цели и заставить человека навсегда покинуть грешную землю и жить в мире высокого.