Книга Охота на мамонта-2. Раскаленная крыша - Олег Ёлшин

– Этой скрипки не было. Повторяю, все это великая сила воображения, которой тот человек создал ее, но теперь скрипка снова исчезла.

– Куда?

А Юна уже смеялась. Потом сказала:

– В никуда. Туда, откуда она появилась. Все дело в том, что здесь мы не можем ничего создать, сделать, вернее, сотворить, это возможно только там, в твоем мире, поэтому имеет смысл туда стремиться. Только там эта скрипка будет настоящей. А здесь все лишь прекрасная иллюзия. Повторяю, тот человек гений, поэтому какое-то время мы видели и слышали его чудесный инструмент.

– И вы верите в это? А вам не кажется, что он просто жулик?

– Что такое жулик?

И он снова поразился ее поразительной наивности.

– Фокусник.

– О, нет! Он великий музыкант и сочинитель, – воскликнул Михаил. – А к будущему фокуснику приходят в соседний квартал.

– Кто же там живет?

– О! Наши рассказывали, в той семье живет удивительный человек – будущий отец ребенка. У него золотые руки. Иногда он садится со своими друзьями или с незнакомыми людьми и начинает показывать невероятные фокусы. Он может достать любую карту и положить ее на стол. Из колоды, из рукава, даже из ботинка. Правда, людей не очень радует его талант, за это они дают ему презренные деньги, совсем не радуясь его способностям. Но он очень ловок, в своем роде – гений. И когда его малыш вырастет, непременно передаст это искусство ему.

– Непременно, это ты прав, Михаил. Если, конечно, к тому времени за эти фокусы его не встретят в темной подворотне.

– А почему в темной?

Но Илья не ответил на этот вопрос.

– И сколько ты уже так ищешь? Неделю, месяц, два месяца?

– Пятнадцать лет, – весело отозвался тот.

– Кошмар! – ужаснулся Илья.

– Почему? – возразила Юна. – Нас много. Очень много. А попасть в твой мир должны самые достойные, в этом смысл.

– Какой смысл?!

– Великий. Единственно возможный.

– Великий… возможный…, – проворчал Илья. – И сколько еще ты собираешься ходить по этим улицам?

– Пока не окажусь самым достойным, – спокойно с улыбкой ответил Михаил.

– Послушайте, а нельзя было прийти на полчаса раньше и зайти в ее квартиру, пока эта толпа дожидалась у подъезда?

– Конечно, можно, – удивился Михаил, – но зачем?

– Там и порешать это дело.

– Что сделать? – не понял Михаил, а Юна улыбнулась.

– Ну… договориться с младенцем.

– Нельзя, – ответил Михаил.

– Почему? И больше не терять времени. Пятнадцать лет!

– Нет!

– Почему? – громче повторил Илья.

– Так неправильно.

– Неправильно?! Ты потеряешь еще десятки лет – так будет правильно?

– Да. Если это случится – так тому и быть.

Илья замолчал. Он недоумевал, поражаясь беспечности и слабоволию этого человека.

– Кстати, если тот тип такой великий, такой гений, зачем он сюда притащился?

– А куда? – спросила Юна.

– Зачем было ехать в эту дыру? Вы понимаете, кто здесь живет? У младенца будет серая жизнь, несчастное детство.

– Я не понимаю, – ответил Михаил.

– В Москве есть Дом композиторов. Почему бы вашему гению не найти более достойное семейство. Зачем приходил сюда ты?

– Мы справлялись – в Доме композиторов больше ни один композитор не живет.

– Перевелись композиторы? Допустим. А музыканты?

– И музыкантов тоже нет.

– Кто же там живет?

– В Доме композиторов теперь живут…

Михаил замялся, подбирая слова, наконец, продолжил:

– Этот дом находится в центре…

– Я знаю.

– Как это объяснить?… Не могут сегодня музыканты жить в самом центре Москвы. Не могут композиторы жить в Доме композиторов. Почему-то у них это не складывается. Понимаешь?

– Кто же там живет? – удивился Илья.

– Те, кто могут себе такое позволить. А музыкантов там давно нет.

– А здесь?

– О! Да! У этого счастливца будут все возможности посвятить себя творчеству. Эта женщина, его будущая мать – учительница, она преподает сольфеджио в музыкальной школе.

– Но там платят копейки. Сольфеджио! Кому теперь это нужно? Будет ваш гений влачить нищенское существование. У людей, живущих здесь, ничего нет, никаких шансов.

– Есть! – с радостью возразил Михаил.

– Что?

– Пианино! В его квартире стоит старенькое, но хорошо настроенное пианино.

– И это все?

– А что еще? – беспечно отозвался Михаил. – Больше ничего и не нужно.

Илья с жалостью покосился на Михаила. Добавить ему было нечего.

14

– Все! Хватит! Дай руку, – произнес он.

– Конечно, – ответила Юна.

– Ну! – сказал Илья, закрыв глаза.

– Что? – не поняла она.

– Верни меня назад. Вернее, в больницу.

– Зачем?

– Просто сделай это и не задавай вопросов.

– Ты уверен, что готов?

– Вы готовы? Хочешь, чтобы я вашей компании завис тут на десятки лет?

– Может быть, тебе нужна помощь? Может, не стоит торопиться, не стоит оставаться одному?

– Черт возьми, я уверен в одном – вы мне надоели!

– Ты понял главное?

– Я понял, что видеть вас не могу.

– В таком случае, такси давно приехало.

– О! Спасибо! – сказал он, открыв глаза, узнавая знакомое помещение. – Все, иди.

– Как знаешь. А, может быть…

– Не может быть. Я сказал – свободна. Полетай над своими крышами, поиграй на скрипочках в оркестре.

Юна ничего не ответила, задумчиво с сожалением на него посмотрела и через мгновение исчезла. Он остался один.

Вечер, палата, иногда в тишине из коридора слышны чьи-то шаги, голоса. Снова тишина. Последние лучи пробираются сквозь занавешенное окно. День становится короче. Сколько времени он провел здесь? Месяц. Вечность. Сколько осталось еще? Два месяца? Три? Год? Бесконечность… Его тело лежит на кровати, приборы размеренно мигают лампочками, синусоиды отсчитывают каждый вздох, биение сердца, кровь пульсирует в жилах. Его ноги, руки недвижимы. Его увечья за это время зажили, раны затянулись. Он знает, он чувствует это. Остается сделать простую вещь – встать. Завести этот дьявольский механизм, заставить его работать, открыть глаза, куда-то идти, что-то делать. Осталась самая малость. Почему он не может? Чего не хватает? Или что-то мешает? Что?…