Книга Слепой огонь - Галина Божкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И самое главное, брат мой: никогда, никогда не ссорься с Вазарием! Поклянись мне в этом! – император положил тяжёлую руку на его плечо.
– Клянусь… – от растерянности Константин не сразу понял, в чём именно поклялся. – Но… кто такой Вазарий?!
Октавий улыбнулся, будто вспомнил что-то очень приятное и забавное:
– Когда я был юнцом, отец часто повторял: «Никогда не ссорься с Вазарием!», это в нашем роду считалось заветом, почти молитвой или заклинанием. Именно в этих словах кроется благополучие всей страны и нашей власти. Пришло время мне сказать эти слова, тебе передавать этот совет своему старшему Леониду. Кстати, я тоже не сразу понял смысл…
Император обеими руками прижал грудь, будто сердце готово было разорвать её именно в этом месте. Лицо его побелело, он мог только хрипеть.
– Государь… – растерялся Константин.
Советник подбежал к императору, попытался влить ему в посиневшие губы пахучее снадобье из зелёно-стеклянной колбы.
– Зови лекаря! – крикнул Самвел, расстёгивая тяжёлый ворот на горле Октавия.
Испуганный Константин торопливо вышел в высокие двери и остановился, увидев настороженно смотрящих на него придворных. Он принял, как ему казалось, величественный вид, негромко сказал в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Императору Октавию стало дурно, пригласите лекаря, – и тут только вспомнил, как грубо кричал на него этот выскочка Самвел. Гладко выбритые по последней моде щёки Константина покрылись красными пятнами.
– Мой государь, что с Вами? – мягкий голос преданного Мидаса вернул ему некоторое спокойствие.
– Иди в тронный зал, мне надо знать всё о здоровье императора, – тихо приказал Константин, подтолкнув чернобородого грека в сторону входа, куда торопились войти придворные.
Стремительно проследовал в зал лекарь императора Лукреций с учениками и прислужниками. Перед ними расступались, переговаривались шёпотом, отчего казалось, что по мрамору ползут, шурша сухими шкурами, извивающиеся змеи. Константина передёрнуло то ли от сквозняка, то ли от напряжения ожидания чужой и желанной смерти. Он отошёл к стене, сел на каменную скамью, откинул назад голову и прикрыл глаза, прислушиваясь к шумам. Ощущение отдалённости и нереальности происходящего заполнило его, он не заметил, как прострация сменилась сном.
– Мой государь… – странно знакомым голосом звал его Вазарий, дёргая за плечо и ухмыляясь из-под встопорщенной бороды невидимым ртом.
– А?! – вцепился Константин в волосатую руку и проснулся в холодном поту. В нос ударил запах мокрой овчины.
– Это Мидас, государь, верный Мидас, – елейный голос грека помог прийти в себя после похмельного сна и вспомнить об императоре.
– Что? Что там?
– Император отошёл в лучший из миров, мой государь… – грек вытирал ладонями покрасневшие глаза. В зале звучали глухие рыдания и вопли женщин: не следовало скрывать чувство скорби по властителю, правившему почти тридцать лет. К Октавию привыкли, как к необходимому приложению к славной тысячелетней империи, перемен хотели немногие…»
– Я слышал такое выражение: «Чтоб ты жил в эпоху перемен!», – не удержался от замечания Робер, но рассказчик поднял руку, останавливая его, и продолжил.
«Виноградное вино стекало из бочек в глиняные кувшины, из них переливалось в золотые сосуды, затем наполняло драгоценные кубки и вливалось в пресыщенные рты пирующих.
– Вспомнил! Я вспомнил! – нервно смеясь, Константин расплескал весёлый напиток из своего кубка.
– Что такое, государь? – полнокровный и жизнерадостный венецианец Марчелло Болло, возлежащий ближе всех к новому императору, поднял голову, устроенную на коленях пышногрудой гречанки. – Неужели в нашем пиру чего-то не хватает? Прикажите, и всё будет доставлено!
– Он сказал: «Никогда не ссорься с Вазарием!», кто знает этого Вазария?!
– Кто сказал? – не понял Марчелло.
Император запустил в него кубок:
– Брат! Октавий, кто же ещё?! Я спрашиваю, кто знает этого Вазария?! – Константин сел, зло оглядывая пирующих.
– Я знаю пару Вазариев… – Леонид, старший сын императора Константина, позволил себе заговорить первым.
– Кто они?
Леонид смутился от протрезвевшего голоса отца:
– Один, по прозвищу Толстяк, забойщик скота для дворца, другой служит казначеем, ты его знаешь, отец, это Вазарий Диамант.
– Да, этого я знаю… Но он полностью зависит от моей воли! Может, Толстяк чем-то отличился перед Октавием?
Грек Мидас вышел из-за спины императора:
– Толстяк ничем, кроме забоя скота не интересуется, он тупой бражник и делает только то, что ему прикажет управитель, а больше дрыхнет у себя в конуре, довольный жизнью. Мой государь, этих вазариев у нас полно, но какой именно нужен? Может, кто-то его знает или видел… раньше?
– Да, да! Конечно! Прикажите привести Самвела!
– Мой государь, он в тюрьме… – осмелился напомнить первый советник Мидас.
Но император Константин оскалил зубы:
– Сюда! Немедленно! Сейчас!
– Слушаю, мой государь! Уже бегу! – спешно выходя из зала, захватил с собой несколько слуг.
Уже за дверью распорядился:
– Позовите танцовщиц, не давайте скучать императору! Если он скажет, что я слишком долго выполнял его поручение, вас всех казнят. И очень быстро!»
Теперь не удержался Рысь:
– Да уж, это у всех правителей в характере. Чуть что – голова с плеч, а могут и в тюрьму упечь…
– Всё, прошу больше не перебивать! – Возмутился Рубен, продолжая повествование.
«В рассветных сумерках императорская колесница пронеслась по улицам древнего города. Только несколько верховых сопровождали её. Мидас сам ошалел от собственной наглости, но у него не было времени, чтобы объяснять цель ночной поездки многочисленной страже, охранявшей столичные улицы. Узник, измождённый, оборванный, но живой и в светлом уме, был доставлен во дворец.
Запыхавшийся Мидас пригладил кудри и один вошёл в зал. Музыка звучала громко, танцевали полуобнажённые женщины, и было непонятно, кто из них – рабыня или наложница, а кто – знатная дама. Все выглядели помятыми и пьяными. Император спал среди всеобщего шума, наклонив на грудь голову, отчего были заметны все три подбородка на его осоловелом бледном лице. Мидас облегчённо вздохнул, затем велел ввести опального Самвела, поставить его перед императором на колени.
– Это тот самый Вазарий? – басом заржал Марчелло Болло, тыча длинным пальцем в бывшего советника, спокойно оглядывавшего гуляющих.
– Вазарий! Вазарий! – подхватили пьяные женщины, кривляясь и пританцовывая, они принялись осыпать Самвела разорванными цветами из венков и гирлянд, развешенных по колоннам и стенам зала.