Книга Лоуренс Аравийский - Томас Лоуренс

Но однажды он прочел в какой-то арабской газете о восстании ишана и о казни турками многих выдающихся арабских националистов — его друзей — и понял, что он все время сочувствовал неправому делу. Фейсал, разумеется, уже слышал о нем и решил назначить его главнокомандующим своими регулярными войсками, усовершенствование которых являлось сейчас нашей главной задачей.

В Каире находились Хогарт, Ллойд-Джордж,[28] Сторрс-Дидс и множество наших старых друзей. Круг доброжелателей арабского дела в их среде поразительно расширился. Сэр Арчибальд Мэррей внезапно понял, что против арабов сражается больше турецких войск, чем с ним самим, и начали припоминать, что он всегда относился благосклонно к восстанию арабов. Адмирал Уэмисс был исполнен такой же готовности оказать помощь, как в наши тяжелые дни возле Рабега. Сэр Реджинальд Уингэйт, верховный комиссар в Египте, был счастлив успехом дела, которое он поддерживал уже в течение многих лет. Я считал несправедливым это счастье, так как Мак-Магон, действительно рискнувший первым приступить к этому делу, был разбит как раз перед тем, как оно начало преуспевать.[29]

Я вернулся в Ваджх в интересное время. Мы приводили наш лагерь в порядок. Так как согласно обычаю лагерь раскидывался на большом пространстве, моя жизнь протекала в постоянном движении взад и вперед; в палатку Фейсала, в английские палатки, к палаткам египтян, в город, в порт, на радиостанцию. Я целый день, без устали, ходил по этим тропинкам в сандалиях или босиком, закаляя свои ноги, медленно привыкая ходить без особого труда по острому и горячему грунту и готовя свое уже закаленное тело к более трудным испытаниям.

Арабы недоумевали, почему у меня не было лошади, и я заставлял их ломать себе голову непонятными рассказами о закалке моего тела или убеждал их, что я охотнее хожу пешком, чем езжу верхом из сострадания к животным: и то, и другое соответствовало истине. Что-то оскорбительное, неприятное для моей гордости поднималось во мне при виде этих низших форм жизни. Их существование набрасывало тень рабства на человеческий род, даже на отношение Бога к нам, и пользоваться этим, быть вынужденным лгать им казалось мне позорным. То же испытывал я при виде негров, которые игрой на тамтамах доводили себя до исступления. Их лица, сильно отличаясь от наших, были еще терпимы, но непереносимо было то, что они совершенно походили на нас своим телосложением.

Между тем, Фейсал день и ночь был занят политикой, — область, в которой никто из нас не мог ему помочь. С другой стороны, население развлекало нас парадами, состязаниями в стрельбе и триумфальными шествиями. При этом бывали приключения. Одна партия, играя за нашей палаткой, однажды наткнулась на бомбу, сброшенную с гидроплана, — память о взятии города Бойлем. Взрыв разорвал их, разбросав их члены по лагерю, покрыв парусину багровыми брызгами, которые скоро стали буро-коричневыми, затем вовсе выцвели. Фейсал приказал заменить палатки новыми, а окровавленные уничтожить — бережливые рабы выстирали их. В другой раз загорелась палатка, и трое из наших гостей получили ожоги. Весь лагерь сбежался и со смехом смотрел на потухающий огонь, а затем мы со стыдом стали лечить их ожоги. Еще через день шальной пулей была ранена лошадь, и многие палатки оказались пробитыми насквозь.

Однажды вечером племя аджейль взбунтовалось против своего командира Ибн Дахиля за то, что он часто штрафовал их и слишком сурово сек. С воем и выстрелами они напали на его палатку, вытащили из нее вещи и избили его слуг. Но это не утишило их ярости. Они вспомнили Янбу и пошли резать клан атейбы. С нашего холма Фейсал увидел их факелы, побежал к ним босиком и уложил палашом четырех человек. Его ярость задержала их, а в это время рабы и всадники, взывая о помощи, скатывались вниз с холма с проклятиями, стреляя и нанося удары кинжалами. Один из них дал Фейсалу лошадь, с которой тот уложил нескольких зачинщиков, а мы стрельбой разогнали остальное скопище. Всего было убито двое и ранено тридцать человек. Ибн Дахиль на следующий день подал в отставку.

Фахри-паша своими операциями все еще играл нам на руку. Он занимал укрепленную линию вокруг Медины лишь на таком расстоянии, чтобы сделать для арабов невозможным обстреливать город (подобная попытка никогда не предпринималась и даже не замышлялась). Остальные турецкие войска были расположены вдоль железной дороги сильными гарнизонами, на всех станциях, между Мединой и Тебуком, где имелась вода, и незначительными постами в промежутках между этими гарнизонами, чтобы ежедневные патрули могли обеспечить безопасность пути. Короче говоря, он прибегал к самым глупым способам обороны железнодорожной линии, какие только можно себе представить. Гарланд уж выступил на юго-восток от Ваджха, а Ньюкомб — на северо-восток, чтобы сильновзрывчатыми веществами пробить бреши в линии. Они разбирали рельсы и мосты и подкладывали автоматические мины под проходящие поезда.

Арабы уже перешли от сомнений к неистовому оптимизму и обещали образцово справляться со своим делом. Фейсал завербовал большую часть племени билли, что сделало его владыкой Аравии от железной дороги до моря. Людей племени джухейна он послал к Абдулле в Вади-Аис. Он мог бы сейчас подготовиться к расправе с Хиджазской железной дорогой, но я попросил его сперва задержаться в Ваджхе и вызвать сильное движение между остальными племенами, чтобы в будущем наше восстание могло расшириться и угрожать железной дороге от Табука, (нынешней границы нашего влияния) до Маана.

Со своими северными соседями, племенем хавейтат, обитавшим у прибережья, он уже в свое время начал переговоры. Сейчас же мы послали гонца к племени бени Атийе, сильному народу, живущему на северо-востоке. Глава его, шейх Аси ибн-Атийе, прибыл к нам и присягнул в верности. Он предоставил нам свободу в передвижении по территории, занятой его племенем.

Дальше жили различные племена, покорные великому эмиру клана руаллы Нури Шаалану, который после ишанов Ибн-Сауда и Ибн-Рашида являлся четвертым из непрочных князей пустыни.

Нури был стариком и уж в течение тридцати лет управлял своим племенем анейзе. Его линия являлась старшей из руалла, но у Нури не было никакого превосходства перед другими сородичами ни по рождению, ни по любви к нему племени. Отважным бойцом он также не был. Свое главенство он приобрел только силой своего характера. Чтобы добиться его, он убил двоих из своих братьев. Позднее он присоединил к своим сторонникам племя шерараг и другие, и для всех них его слово являлось абсолютным законом. Он совершенно не применял льстивой дипломатии рядовых шейхов — его слово клало конец всякому несогласию с ним. Все боялись его и безропотно подчинялись ему. Чтобы использовать дороги, идущие через его владения, мы должны были добиться его благоволения.

К счастью, это не представило трудностей. Фейсал обеспечил себе его согласие много лет назад и упрочил его беспрерывными дарами из Медины и Янбу. Сейчас Фаиз эль-Хуссейн поехал из Ваджха к Нури и в пути столкнулся с Ибн-Дагми, одним из старшин руалла, направлявшимся к нам с приятным даром из нескольких сотен хороших вьючных верблюдов.