Книга Классы наций. Феминистская критика нациостроительства - Елена Гапова

Веру Хоружую дважды арестовывали и в 1928 году приговорили, вместе с другими подпольщиками, к восьми годам тюрьмы. Ее имя обрело известность, особенно после того, как была опубликована (под названием «Письма на волю») ее переписка с родными и друзьями. В 1932 году советское правительство обменяло Веру Хоружую на заключенных поляков. Ее арестовывали и в СССР, в конце 30-х, однако кратковременно, а после присоединения Западной Беларуси к БССР отправили туда налаживать советскую власть и проводить коллективизацию. В июле 1941 года беременная в тот момент Хоружая ушла в партизанский отряд под командованием Василия Коржа и, согласно свидетельствам, горячо протестовала, когда руководство все же отправило ее на Большую землю. Через год она написала письмо начальнику Центрального штаба партизанского движения, первому секретарю ЦК КП Белоруссии П. К. Пономаренко:

«…в эти ужасные дни, когда фашисты топчут и терзают мою Беларусь, я, отдавшая двадцать лет борьбе за счастье моего народа, остаюсь в тылу, живу мирной жизнью. Я больше так не могу. Я должна вернуться. Я могу быть полезна. У меня большой опыт работы. Я знаю белорусский, польский, идиш, немецкий. Я согласна на любую работу, на фронте или в немецком тылу. Я ничего не боюсь…»[115]

Получив разрешение вернуться к партизанам и оставив ребенка родным, Вера Хоружая перешла линию фронта, а 13 октября 1942 года она была схвачена фашистами и через несколько дней казнена. В 1960 году Хоружей было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, высшая советская военная награда.

Вера Хоружая может рассматриваться как воплощение идеала «новой советской женщины». Она не только стремилась преодолеть навязанные полом роли (это делали многие другие), но попыталась перечеркнуть саму женскую телесность – когда, беременная, отказывалась покинуть партизан.

Западная Беларусь: пробуждение гражданки

Содержание женского вопроса в Западной Беларуси определялось тем, что его конструирование как в символической сфере, так и в социальной практике происходило в обществе, где женская эмансипация не была объявлена непосредственной целью в том смысле, как это было характерно для советского общества. Кроме того, белоруски принадлежали к национальному меньшинству, стремящемуся отстоять свою автономию в рамках чужого проекта национального государства[116]. Когда после многочисленных переделов и восстаний и в результате Первой мировой войны Польша наконец обрела независимую государственность, Польская республика была задумана своими основателями как либеральная европейская демократия. Как указывает историк Норман Дэйвис, культурная принадлежность Польши была декларирована непосредственно в Конституции 1921 года, которая ориентировалась на конституцию Франции эпохи Третьей республики и гарантировала всем гражданам независимо от этнической и религиозной принадлежности свободу вероисповедания, слова, прессы и образования на родном языке. Представители национальных меньшинств составляли в независимой Польше до 30 % населения. Согласно переписи 1931 года, доля поляков составляла 68,9 %, украинцев – 13,9 %; евреев – 8,7 % и белорусов – 3,1 % населения[117], т. е. от 1,5 до (по другим источникам) 2 миллионов человек.

В некоторых восточных районах – на землях Западной Беларуси – белорусы, в основном крестьяне и обедневшая шляхта (однодворцы[118]), составляли большинство. Западные белорусы и украинцы не имели самостоятельного политического или административного статуса, однако в начале 1920-х годов польское правительство, в соответствии со своими международными обязательствами и, возможно, желаниями некоторых идеалистически настроенных поляков, исповедовавших традиции борьбы «за нашу и вашу свободу», демонстрировало намерение удовлетворить требования меньшинств относительно свободы прессы и политических организаций, проведения демократических выборов, а также организации национального образования. Однако уже в 1924 году против белорусского меньшинства начали предприниматься ограничительные меры культурного и политического характера. К началу 1930-х годов белорусский язык был переведен на польский алфавит, а многие белорусские школы – на польский язык обучения. Преследованиям подвергались также православная церковь, культурные и общественные объединения. Газеты на белорусском языке, многие из которых придерживались левой ориентации, неоднократно закрывались, политическая партия Грамада была разогнана, а ее лидеры арестованы. Многие белорусские патриоты рассматривали эти факты как доказательство угнетения и конфликта с Польским государством.

Национальное чувство белорусского меньшинства могло быть обострено вследствие экономического неравенства и культурного притеснения, а представители интеллигенции и буржуазии белорусского происхождения нередко ассимилировались в обладавшую более высоким статусом польскую веру, язык и культуру, освобождаясь от белорусского крестьянского социолекта. В этот период белорусская идея пропагандировалась в рамках двух различных политических и культурных концепций. С одной стороны, она связывалась с социалистическим идеалом, что непременно предполагало объединение Восточной и Западной Беларуси в рамках СССР. С другой стороны, ее отстаивали группы, мечтавшие о создании отдельного Белорусского государства. Далее будут последовательно рассмотрены оба указанных направления.

Значительное число тех, кто участвовал в борьбе за белорусское дело или сочувствовал ей, «смотрели на восток», в сторону Советской Белоруссии, где, полагали они, сбылась вековая мечта народа о лучшей доле. Дискурсивные и организационные стратегии Белорусской революционной организации, Белорусской рабоче-крестьянской громады, Товарищества белорусской школы находились под непосредственным влиянием Коммунистической партии Западной Беларуси (в организации которой участвовала Вера Хоружая). Судьба многих активистов того поколения оказалась трагической: проведя несколько лет в подполье и польских тюрьмах, они после 1939 года попали в сталинские лагеря. Организации социалистической ориентации стремились объединить народ на основе общей освободительной идеи, для чего были необходимы газеты на национальном языке, т. е. тот самый «печатный станок», о первостепенной роли которого в создании национального языка писал Эрнест Геллнер. В межвоенное двадцатилетие таких белорусских газет появилось несколько десятков: некоторые успевали выйти всего несколько раз, затем полиция закрывала их из-за радикального содержания, и они возникали уже под новым названием.

Белорусское левое движение рассматривало национальное угнетение как классовое, и женский вопрос обсуждался именно в таком контексте. Например, в виленской газете «Красное знамя» от 9 сентября 1923 года появляется статья «Женщина и классовая борьба»: ее основная идея состоит в том, что угнетенные работницы являются соратницами всех остальных эксплуатируемых масс. По мере того как женский вопрос в Советской Белоруссии становился объектом государственной политики (появилась признанная программа его решения, были разработаны соответствующие практики и ритуалы, например празднование 8 Марта как международного дня освобождения женщин), газеты в Западной Беларуси также начали публиковать материалы на эту тему, в частности готовить к 8 Марта специальные выпуски. Обычно они начинались с лозунга, призывавшего крепить солидарность трудящихся женщин: «Да здравствует 8 Марта – день борьбы всех женщин-работниц и крестьянок!»[119] Следующий за этим лозунгом набранный мелким шрифтом многостраничный текст излагает принципы общей борьбы женщин – как части трудящихся масс – и их солидарности с другими эксплуатируемыми: