Книга Моя реальность - Анастасия Баталова

– Вот эти ёлки, Иван, которые растут вдоль забора, их надо будет непременно вырубить… Что это за ёлки, зачем? Они такие колючие, высокие, некрасивые, из-за них на участке темно.

– Ладно, подумаем, – сказал Иван, – меня гораздо больше волнует дом, он вроде ничего, крепкий, да вот, боюсь, слишком маленький для нас…

– Можно построить второй, рядом с этим, – предложила Арина.

– Тогда на участке станет не слишком просторно, – Иван обошел домик кругом, – жаль, конечно, но скорее всего, придётся его сносить…

Внутри у Арины что-то оборвалось – ведь отец строил этот дом собственными руками! – из уважения к его памяти, наверное, не стоило бы продавать участок людям, заведомо собирающимся сносить дом… Но семье так сильно нужны были деньги! Сентиментальные соображения не могут иметь реального веса там, где есть конкретная необходимость. Новая квартира всё-таки. Вот-вот родится ребёнок. Вчетвером ютиться в "однушке"? С двумя детьми: грудничком и школьником? Как старший будет делать уроки? Арина Владимировна вздохнула.

– Хороший участок, ровный, – покупатель снова обошел вокруг дома; он смотрел на него так, словно тот уже был снесен, и на его месте расстилался теперь великолепный газон, о котором мечтали Иван и его жена.

– А вот здесь мы поставим легкую чайную беседку и качели, – сказала Глафира. У них, видимо, давно сформировались представления о том, что такое дачный участок; планы преобразований оказались поистине грандиозны, – и вырубим-таки эти дурацкие ёлки…

3

Арина поливала ёлочки из чайника. Отец накопал их в лесу лопатой и привёз на тачке, каждую в своём кубике влажного лесного грунта, когда они были совсем ещё крошечные – не больше растопыренных Аришкиных ладоней.

– Мы их сажаем сейчас, чтобы сделать свою небольшую аллею. Они вырастут и станут создавать тень, это будет очень красиво, и наш участок обособится от соседних, – говорил отец, – Поливай их, Ариночка. Ели любят влагу.

Для маленьких ёлочек вырыли неглубокие лунки и посадили их туда вместе с родной лесной почвой. На следующий год выяснилось, что большая часть их прижилась очень хорошо, некоторые, однако, немного пожелтели и потеряли часть хвои. За ними Арина ухаживала особенно старательно. Она переливала воду из жестяного ведра в чайник, и шла с ним вдоль ряда ёлочек – будущей аллеи – поднося носик по очереди к каждой из них. Некоторое время после этого в лунках стояли лужицы, но потом постепенно влага уходила в землю. Ёлочки росли прямо на глазах, тянулись к солнцу, выбрасывая вверх молодые остроконечные побеги.

– Может, всё-таки возьмем ипотеку, – сказала как-то Арина Владимировна мужу, – и не будем продавать. Я надомную работу возьму, пока ребенок маленький. Ведь нам и самим пригодится дача, дети подрастут, станем на каникулы их вывозить…

– Нет, Ариша. Дача – это в наше время роскошь. А что касается ипотеки… Ты же сама всё прекрасно понимаешь. Это – настоящее ярмо! На годы и десятилетия. Работаешь как проклятый, света белого не видишь, а деньги – чужому дяде идут. У нас ведь с тобой дети растут. Тут плати, там плати, детский сад, школа, кружки разные. Какая тут ипотека? Да мы зубы с нею на полку сложим. Продавать надо, Ариш. Жалко, конечно, но ничего не попишешь.

4

Отец работал не спеша. Но постоянно. Каждые выходные выезжал он на дачу, чтобы что-нибудь там сделать. Так и рос домик из дня в день, потихонечку, по камушку, по досочке, по гвоздику.

Аринка помогала строительству: просеивала металлическим ситом песок для цементного раствора, носила воду, собирала в большие полотняные мешки лесной мох, чтобы проконопатить стены.

– Труд, Ариша, сделал из обезьяны человека, – говаривал отец, неторопливо распиливая толстые ароматные доски. Рука его двигалась равномерно, лицо было сосредоточенным и спокойным. Девочке нравилось смотреть как летят из-под зудящей пилы золотистые как пшеничное зерно опилки.

–

Дружила Аришка лучше всего с соседским мальчиком по имени Витька, они много играли вместе – аж в животе щекотало, до того с ним всегда было весело и интересно. Закончив дела, она как на крыльях мчалась в самый конец одной из боковых улиц садоводства, и, забравшись по колченогой деревянной лесенке, прислоненной к бревенчатой стене дома, трижды стукала кулачком в высокое окно.

Отец раз и навсегда установил в семье правило: Арина не идет гулять, покуда не сделает свою дневную норму дачной работы. "Делу время, а потехе – час."

Десятилетняя дочка частенько обижалась на него; ей мучительно хотелось пропадать где-нибудь с Витькой: кататься на велосипеде, ловить тритонов в огромной зеленоватой луже на дне песчаного карьера или собирать в лесу лапник для постройки настоящей военной крепости, а вместо этого приходилось помогать по хозяйству… Со слезами на глазах она таскала воду, полола грядки или забивала мхом щели между бревнами.

– Не мучил бы ты ребенка, – вполголоса говорила мать.

– Я так воспитываю её, Ольга. Труд не может нанести вреда, он облагораживает человека, делает его душу шире, просторнее, помогает научиться любить, сопереживать. Никто не способен с уважением относиться к ценностям, созданным другими, покуда ничего не сделал своими руками. Пусть и наша дочь внесет свою лепту в постройку дома, – спокойно, но строго отвечал ей отец.

5

Витька была обладателем очень смешной круглой рожицы, больших колокольчиковых глаз – тоже круглых, широкого и плоского – будто размазанного – носа; неизменно взъерошенные волосы точно перья торчали вокруг его большой головы на тоненькой шее. Он вечно ходил чумазый, футболка и шорты у него обязательно выпачканы были то краской, то смолой, то шоколадом…

– Этот мальчишка никогда не причесывается, да и умывается он, я думаю, раз в год по обещанию, что ты прилипла к нему как репейник, – ласково ворчала мама.

Аришка только улыбалась в ответ. "Ну и ладно. Ну и пусть как репейник!" – думала она, ей сразу становилось весело, стоило только вспомнить эту рожу, ужасно милую; Витька звал её гулять не заходя на участок, как было постановлено отцом – и всякий раз, когда Аринка замечала на дороге за калиткой знакомый тонконогий головастый силуэт, у неё делалось вдруг так странно-хорошо внутри, что хотелось бежать куда-нибудь стремглав, не важно куда, без направления, в чистое поле, и, зажмурившись, визжать на солнце.

А однажды она даже плакала из-за Витьки. К нему приехала на неделю погостить двоюродная сестра, и он не заходил, играл постоянно с этой девочкой, капризной, румяной, белокурой как липовый цвет. Аринка сидела одна; наверстывая упущенное, читала наконец книги из летнего списка по литературе или ходила кругами вокруг отца, который продолжал строить дом, спокойно и постепенно. Он клал в бане печь; перемешивал раствор, выкладывал его на кирпич, точно джем на булку, тщательно размазывал, разглаживал мастерком.

– Не печалься, Ариша. Всё пройдёт.

Так много любви и терпения было в этом человеке!