Книга Рябиновый мед. Августина - Алина Знаменская

— Да! — выдохнула она. — Это один человек, ты его не знаешь. Это пока тайна.

— Я понимаю… — шепотом ответила Эмили. Они стояли, прислонившись спинами к забору, и ждали.

— Как ты думаешь, уже полночь?

— Думаю, да.

— Бросай!

Эмили зачем-то зажмурилась и, высоко подняв руку, бросила валенок через забор.

Девочки побежали к калитке — нужно было определить, в какую сторону показывает носок валенка. Откуда взялась старуха, ни одна из них сказать не могла. Она словно из сугроба выросла — лохматая, в старом черном платке. Пальто, скрывающее костлявую фигуру, было длинным, до пят. Старуха трясла над головой найденным валенком и что-то выкрикивала. Девочки окаменели. Ася хотела схватить подружку за руку, но руки не слушались. Вероятно, с Эмили происходило что-то подобное, она тенью качалась рядом с Асей.

— Все гореть будете в геенне огненной! — вещала старуха, размахивая руками в сторону девочек. — Никто не укроется! Смрад! Кругом смрад и тьма! Кыш! Кыш, проклятая! Смерть! Одна она кругом! Придет расплата! Горючими слезами умоетесь!

Совершенно онемев от ужаса, девочки сорвались с места в один момент и помчались прочь от страшного места. Они пролетели калитку, обе стукнулись о дубовые заледеневшие ворота. Боясь оглянуться, без толку потыкались в запертые ворота, схватились за руки и помчались дальше, в обход. В проулке, задохнувшись от бега и режущего морозного воздуха, девочки на миг остановились, чтобы, не сговариваясь, влезть на соседский забор, спрыгнуть вниз и, утопая в сугробах, пробираться к спасению. Ужас дышал в затылок, и беглянки молча, сопя и кряхтя, преодолевали заснеженное поле соседского огорода.

Разбуженные собаки вовсю ругали нарушителей. Но уже громовым лаем им отвечал Север. Спасение близко!

В снегу с головы до ног — снег в карманах, за шиворотом, в валенках, в чулках — они влетели в спасительный коридор. Осыпали безукоризненно чистый половик хлопьями снега. Эмили смотрела на Асю широко распахнутыми глазами и хотела что-то сказать. Но вместо слов выходило лишь подобие икания. Она выставила вперед указательный палец, а сама поехала по стене и уселась в нападавший с нее самой снег.

— Ты… по-по-смотри на с-себя, — икала Эмили. Ее корчило от смеха.

Ася упала рядом. Они не могли успокоиться. Смех тряс их, укладывал на пол, поднимал и снопа бросал. Едва одна успокаивалась, другая вспоминала какую-нибудь подробность, и все продолжалось.

Они совершенно обессилели, когда сверху раздалось:

— Это что за явление?

На верху парадной лестницы стоял хозяин дома в длинном атласном халате и ночном колпаке. В руке он держал керосиновую лампу.

Увидев отца, Эмили прыснула последний раз, а Ася совершенно успокоилась.

— Папенька, мы башмак кидать ходили. Вернее, валенок… — доложила она, поднимаясь. — А там старуха из богадельни… нас напугала…

Неизвестно, чем бы кончился этот святочный вечер, не возникни рядом с супругом фрау Марта. Даже в ночном чепце она выглядела безупречно.

Она заглянула за перила, смерила строгим взглядом провинившихся и задала невинный вопрос:

— А где Анна?

Девочки переглянулись. Они и забыли про нее!

— Анхен с нами не пошла, — совсем уже успокоившись, ответила Эмили. — Она уже спит.

Фрау Марта молча ушла, но тут же вернулась. Она что-то негромко сказала мужу, и тот уставился на нее. Девочки ждали приказаний, но их не было. Городничий направился вниз так решительно, что можно было подумать, будто он намеревается самолично расправиться с «гадалками». Они прижались к стене, но он пронесся мимо с застывшим лицом.

Он распахнул дверь Асиной каморки, вошел туда и вышел. Вспомнил про девочек, молча показал им на дверь. Повторять не пришлось, девочки мышками юркнули в комнату. Не зажигая лампы, сели на сундук, замерли.

Громкое биение собственных сердец не помешало услышать, как скрипнула соседняя дверь. Визг Анны. Возня в коридоре. Что-то упало.

— Папенька, не бей Анхен!

Эмили метнулась на помощь сестре, распахнула дверь, и в грязно-желтом свете Ася на миг увидела голые плечи Анны под слабым прикрытием распущенных волос.

— Папенька, не надо! — Эмили упала, пытаясь прикрыть собой сестру.

Звук пощечины. Ася втащила рыдающую Эмили к себе и закрыла дверь.

Остаток ночи отпаивала бедную Эмили оставшимися от няни Мариши мятными каплями, утешала как могла. К ним больше никто не спустился, и они не могли знать, что происходит наверху. Обессилевшая от переживаний Эмили уснула. А Ася все думала: что же будет теперь с Анной, если всегда добрый Богдан Аполлонович не пожалел подвернувшуюся под руку Эмили?

Всплыло в памяти голое плечо. Анна была в каморке Егора голая! Ночью. Тайно.

Масштаб этого факта не помещался в голове тринадцатилетней Августины, волновал и внушал какой-то священный трепет. Она не могла спать. Представить, что именно могли делать Анна с Егором в его каморке, где стоял один топчан и не было даже табурета, было трудно. Не думать об этом — невозможно. Если они целовались в снегу на горе, то теперь они целовались… голые! Лежа рядом на узком топчане!

У Аси пылали щеки. Смесь разнообразных неведомых чувств кипела внутри ее, заставляя ворочаться с боку на бок. Только она зажмуривал а глаза, честно пытаясь думать о чем-то безобидном, как воображение подбрасывало голую спину Егора, его мускулистые ручищи, обнимающие худое, маленькое тело Анхен. Самым волнующим было то обстоятельство, что Анхен добивалась этого сама. На протяжении последних двух или даже трех лет Ася не без раздражения наблюдала, как Анна липнет к конюху, словно муха к ложке, вымазанной медом. Было совершенно непонятно, чего та добивается. Уж не замуж ли хочет выйти за Егора? Других отношений воспитанные пуританкой фрау Мартой дети представить не могли.

И вот теперь, ворочаясь на нянькином сундуке, Ася пришла к выводу: Анна и добивалась того, что сегодня произошло, — она хотела спать с Егором. И для нее это было так же сладко, как мед для мухи.

И теперь, как муха, пойманная на ложке, Анна должна погибнуть.

Анна знала, на что идет. Отношение Аси к старшей хозяйской дочери с презрительного, и даже брезгливого, переменилось. Она почувствовала некоторое уважение к бунтарскому поступку.

Совершенно измученная решением сложнейшей задачи, Ася уснула только под утро.

К завтраку девочек никто не позвал, а когда они проснулись, Егора в доме уже не было, не появился он и вечером. И больше никогда.

По версии Фриды Карловны, «наглого конюха» спрятали в острог, «куда ему и дорога». Петер, который, конечно же, ни о чем не подозревал, утверждал, что Егор поступил работником на мельницу и теперь там носит тяжеленные мешки с мукой. Ему об этом сказала maman, а ее слово сомнению не подвергалось. Но девочки сомневались.