Книга С Новым годом! С новым гадом! - Алина Кускова

– Что это? – изумленно произнесла та и подняла фотографию с пола, опередив на мгновение Максима. – Это она?! – На Верочку с фотографии смотрела Олимпиада. – И ты носишь ее с собой?!

Она бросила «Олимпиаду» в лицо Кудрину вместе со словами упреков и потребовала, чтобы он немедленно покинул ее квартиру.

– И никогда не звони! Я не стану с тобой разговаривать! – кричала Верочка вслед Кудрину, уныло спускающемуся по лестнице обратно к машине. – Подлец и негодяй! – Через минуту она уже звонила Лешке и давала согласие пойти с ним на вечеринку.

Кудрин сел за руль автомобиля и принялся бесцельно ездить по улицам города до тех пор, пока не закончился бензин и машина, заурчав двигателем, не заглохла. Стояла глубокая ночь, но во многих домах еще горели окна, и люди с воодушевленными криками отмечали наступление Нового года с новым счастьем. У Кудрина счастья не было, так, по крайней мере, он считал сам. Глядя на падающие и блестящие в рассеянном свете фар снежинки, он думал о том, что у него больше нет невесты. Теперь уже точно, сегодня – навсегда. Он достал из кармана фотографию и внимательно посмотрел на изображение Олимпиады. Безусловно, чтобы добиться расположения Верочки, он должен был тут же на ее глазах порвать эту фотографию! Кинуться перед ней на колени и признаться в том, что он дурак. Ничего этого Кудрин не сделал. У него промелькнула мысль порвать фотографию, но он счел это просто кощунственным.

Миловидная девушка с большими планами на жизнь и своим женским счастьем чем-то тронула его душу. Вот только ей он этого счастья не испортит. Кудрин решил, что на следующий день поедет в Петушки, найдет Олимпиаду и вернет той все ее вещи. Все до единой, и даже эту чудесную фотографию. Пусть о ней ему больше ничто не напоминает! Олимпиада его наверняка уже забыла. Небольшое недоразумение растаяло в ее памяти, как прошлогодний снег. Он увидит ее только один раз и тоже все забудет. После чего предстанет перед Верочкой очищенным и все-таки сделает ей предложение руки и сердца. Годы идут, тянуть незачем, Верочка очень хорошая девушка с добрым сердцем и покладистым характером, она к нему обязательно вернется.

Глава 5

Меня бил жених! Другой меня тоже бил

Прекрасный январский день баловал жителей Подмосковья ярким солнышком. Его лучи на белоснежных крышах домов переливались цветами радуги и ослепляли. Липа из окна смотрела на тротуар. Пешеходные дорожки были расчищены, глаза, глядя на их серость, отдыхали. Она вздохнула. Если смотреть только на крыши, тогда можно будет объяснить, почему она ходит в солнечных очках. Или можно соврать что-нибудь про софиты, от которых пострадало ее зрение, так как Липе пришлось часами работать на камеру. Впрочем, Глазовская вряд ли станет проверять ее алиби. Липа подошла к зеркалу и попыталась замазать синяк тональным кремом. Пришлось значительно потрудиться и подвести синюшные тени под вторым глазом, чтобы увечный Липин вид не сразу привлекал к себе внимания.

Облачившись в строгий костюм, тоскливо проводив любимые джинсы прощальным взглядом, Липа достала старую сумочку и вздохнула. Как ей не хватает той, которую она умудрилась забыть у Кудрина! В ней было столько карманчиков и всевозможных распиханных по ним мелочей, без которых она как без рук. Нужно будет ему позвонить и потребовать свою сумку обратно. Пусть вышлет на Липин адрес ценной бандеролью. Это и станет решением всех проблем. Ни она к нему не поедет, ни он – к ней. Никакого продолжения этой комичной истории не будет, зря мама думает, что она специально оставила у Кудрина свою сумку. Липа на подобное не способна. Она тряхнула головой, нужно думать об интервью, прикинуть, какие вопросы она станет задавать Глазовской, о чем примется ту расспрашивать…

А Стас так и не позвонил! Липа подвела губы бледной помадой, подумала о том, что, будь она феминисткой, то красилась бы только ярко-красной. Она протерла салфеткой губы и принялась искать яркую помаду. Вспомнив, что красная помада осталась в злополучной сумке, Липа разозлилась на саму себя. О чем бы она ни думала, мысли тем или иным способом возвращались к новогодней ночи. Нужно думать о Стасе. А что, собственно, о нем думать?! Он не позвонил, а Липа скорее съест свою бледную помаду, чем позвонит ему сама. Нет, точно придется вливаться в феминистическое движение. И правильно, об этом и нужно думать. Пришлось восстановить бледность на губах, зато любимыми духами Липа полилась от души. Пусть Глазовская не думает, что она простая провинциальная журналистка. Она еще выведет ту на чистую воду, уж кому-кому, а Олимпиаде Кутузовой палец в рот не клади.

Когда телефон подал свой дребезжащий голос, Липа вздрогнула и постаралась его загипнотизировать для того, чтобы аппарат выдал на определителе номер одинокого знакомого мужчины.

– Кутузова, – звонил хоть и не одинокий, но вполне знакомый мужчина, – Глазовская отказалась встлечаться в «Слонах». У нее в тли конфеленция в столице, дуй туда и лови ее в Доме жулналистов! Кловь из носу, но чтобы лазговол состоялся!

– Сейчас, – недовольно пробурчала Липа, – все брошу и побегу.

– Плавильно, Кутузова, все блосай! – похвалил ее главред и повесил трубку.

Олимпиада подумала, что ей не повезло в очередной раз. Придется скитаться по столице и ловить Глазовскую. Она оглядела себя критичным взглядом, скинула костюм и облачилась в джинсы. Хоть от чего-то она должна испытывать чувство комфорта. Впрочем, не все так уж плохо. Если она поедет в столицу, то обязательно найдет лишний часок для встречи с Элькой Скороходовой, уж она выскажет все, что думает о ее девичнике. Перед тем как выйти из квартиры, Липа бросила последний взгляд на телефон. Если бы позвонил Стас, то она бы, пусть главред не принимает это на свой личный счет, бросила все дела. Но жених, теперь уже, возможно, бывший, не звонил. Липа закрыла дверь и задумчиво спустилась по лестнице.

Электричка была полна нетрезвого люда, продолжающего празднование наступившего года. Хмельные мужички собирались стайками по пять-шесть человек и доставали из карманов бутылки и одноразовые стаканчики. Они чокались пластиком и произносили нехитрые тосты. Сопровождающие их дамы недовольно фыркали и пытались вернуть своих мужчин в лоно семьи на свои скамейки. Липа глядела на семейные сцены с отвращением и пыталась обмануть себя радостью от того, что так и не вышла замуж. Хотя представить солидного респектабельного Стаса с одноразовым стаканчиком в пропахшей спиртом электричке было довольно сложно, Липа все же постаралась. Она представила и себя, растолстевшую полинялую блондинку, оттаскивающую его от своры хмельных попутчиков. Завершала представленную картину побитая молью собака с большими проплешинами на впалых боках, весело виляющая хвостом. Дети отчего-то Липе не привиделись, видимо, разум не захотел их связывать с распитием спиртных напитков. Но на самом деле они носились по вагону, не обращали никакого внимания на нетрезвых и поругивающихся родителей, мешали Липе сосредоточиться. Картина семейного «счастья» немного успокоила Олимпиаду, и она уже не с таким сожалением думала о том, что Стас так и не позвонил.

На всякий случай, трясясь в столичном метро, Липа проверила пропущенные звонки на мобильном телефоне. Ни Кудрин, ни Стас не звонили. Она сунула телефон в сумочку и потребовала от себя немедленно прекратить думать о мужчинах. На выходе из метро ее поджидала Эля Скороходова, она переминалась с ноги на ногу, изредка подпрыгивая в своих сапожках на тонкой подошве.